Читать книгу "Культ - Константин Образцов"

– Я не буду.

Пол поплыл под ногами. Ковер стал стремительно пропитываться черной влагой. С занавесок сбегали струйки воды. Рыбная вонь сделалась невыносимой.

– Ты же наша, – увещевательно произнесла Мамочка. – И сюда приходишь не в доктора поиграть и не в дочки-матери. Паренек тот, Василий, чуть не помер, ты знаешь? Давление в голове подскочило. А мужичок, которого ты вчера навестила, на работу не вышел, уехал куда подальше и запил. Про других напомнить тебе, тех, которые были раньше?

Комната покачнулась. Карина почувствовала под собой уже не пол, а вязкий, мокрый песок. По стенам пробегала крупная рябь, они стали скругляться, и сквозь голубоватый и белый цвета на глазах проступал грубый рисунок каменной крупной кладки. Лампы исчезли. Вместо высокого потолка над головой сгущалась непроницаемая чернота. Карина собрала весь остаток сил, пытаясь удержаться на месте, вернуться к себе в игровую, но что-то темное тянуло ее на дно каменной ямы.

– Не надо, не надо сопротивляться, – шептала Мамочка. – Признайся, тебе нравится с нами играть и всегда нравилось. Мне об этом твои подружки рассказывали, а знаешь, кто еще? Трое мертвых и шестеро спятивших: кто-то из них у меня, кого-то я навещаю, и все они вспоминают, как ты со своими «друзьями» являлась к ним среди ночи.

Песчаное дно уходило все глубже; окна и двери исчезли, и каменные круглые стены колодца тянулись вверх и вверх, уходя в холодные бездны, лишенные жизни и звезд. Карина отчаянно старалась схватиться за что-то, чтобы замедлить стремительное падение в эту чудовищную нору, но ничего не находила, все было холодно, пусто и мертво: детство, страх, жуткий смех, одиночество, слезы, приют, издевательства, затравленный взгляд, насилие – снова и снова, ярость, месть, темнота, снова одна, дьявольские ритуалы, младенец орет под ножом, горит синим пламенем клеймо на бедре, дым и копоть забили легкие, бегство и вновь одиночество, извилистые черные тени…

Яма стремительно наполнялась сломанными игрушками, покрытыми черным илом: растерзанные куклы, обгоревшие солдатики, выпотрошенные тряпичные звери, превратившиеся в грязные мокрые тряпки, гвозди забиты в пластиковые черепа, глаза выпали, одежда растерзана – они поднимались валом, дойдя до пояса, до груди, до самого горла, а стены капища уже не уползали – уносились во тьму.

– Ты наша, ты наша… поиграй с нами, ну, поиграй…

Она ударила руками, схватилась за изуродованные пластмассовые тела и уже чуть не крикнула: «Хватит! Согласна, согласна!», как в этот миг что-то мелькнуло на периферии мысленного взгляда белым и розовым, теплым: седые кудряшки, шейный платочек, мягкий свет желтоватой лампы – Леокадия Адольфовна посмотрела ей прямо в глаза строгим взглядом и спросила:

– Ты любишь его?

– Да, – прошептала Карина.

– Так за чем же дело стало?

Мир перевернулся, исчез и через мгновение появился снова. Карина качнулась вперед, чуть не врезавшись лбом в лежащие на ковре палочки и камешки, и с трудом выпрямилась. С одежды стекали густые комья холодной слизи и скатывались черные черви – они падали на пол и исчезали, корчась и испуская легкий дымок. Мамочка задрожала всем своим исполинским телом, а потом разлепила толстые губы. Меж острых клыков круглого рта полетели зловонные брызги.

– Я не буду с тобой играть, – сказала Карина. – И я не твоя. Убирайся отсюда, да поживее.

Синий халат на Мамочке лопнул, выстрелив разлетевшимися по углам пуговицами и обнажив бугристую бурую кожу. Лицо сморщилось, растеклось и превратилось в узор из извилистых линий.

– Мы еще встретимся, мелкая дрянь! – заревел в голове у Карины голос, похожий на вопль раненого кашалота. – Я найду кого прислать за тобой! Никуда от меня не денешься!

– Пошла вон. – Карина прикоснулась к выложенному из веточек и круглой гальки узору, и в тот же миг чудовищная тучная плоть Мамочки окаменела, покрылась трещинами, а потом рассыпалась множеством мелких осколков, превратившихся в брызги тины и черной воды.

Из углов игровой потихоньку полезли длинные колючие тени, как испуганные щенки после миновавшей угрозы. Карина, не глядя на них, с трудом поднялась и пошла на подкашивающихся ногах к шкафу. Остановилась, вызвала мысленный образ ключа – большого, железного, с извилистой «бородкой», открыла дверцу и тут же нашла ключ на полке между картонных коробок с настольными играми. Все так же стараясь не смотреть на осмелевших «друзей», как ни в чем не бывало готовящихся к игре, прошла по чавкающему гнилой влагой ковру к двери комнаты, вставила ключ в скважину и повернула два раза. Прислушалась: в притаившейся снаружи пустоте было тихо. Она убрала ключ обратно в шкаф и, чуть не падая, побрела к своему месту, с тревогой отметив, как тени мечутся, примеряя на себя хищные образы.

Энергии почти не осталось. Карина взялась руками за один камешек и передвинула его в низ мозаики, одновременно представив Вениамина: бегающие глаза, руки теребят рукава, часы, телефон, губы пухлые и капризные, как у ребенка.

«Невроз, с ним надо полегче», – успела вспомнить она. Сейчас следовало нащупать сознание Вениамина, найти его в городе, войти к нему вместе с «друзьями», но в этот момент силы покинули ее окончательно, а голодные, жадные тени, увидевшие новую жертву, рванулись вперед раньше, чем Карина могла остановить их или отправиться следом.

* * *

Дела Трок передал из рук вон плохо. Собственно, с учетом всех обстоятельств, иного не приходилось ожидать, так что Вениамин был морально готов к тому, что во всем станет разбираться самостоятельно. Хорошо еще, что обошлось без уничтожения данных: именно чтобы подстраховаться от такого исхода, он выбрал для захвата «Лиги» субботу, когда офис был практически пуст, не считая пары-тройки дежурных диспетчеров и логистов. В компании самого Вениамина системный администратор мог несколькими нажатиями клавиш стереть все данные с серверов и жестких дисков рабочих компьютеров, так что предосторожность не была лишней – кто знает, может, и в «Лиге» имелась такая возможность.

В субботу они оформили необходимые документы, поверженный Трок, держась со всем возможным достоинством, передал ключи от сейфа, пароли доступа от счетов и печати компаний, а Вениамин посвятил день скачиванию на внешний носитель ключевой информации с сервера «Лиги» и налаживанию удаленного доступа. Арсений Удод, был, конечно, парнем сообразительным, хорошим и грамотным исполнителем, но Вениамин не приветствовал делегирование полномочий и никогда не доверял никому полностью: он считал, что надежных сотрудников не существует вовсе, а есть те, кого уже поймали на воровстве, и те, чьи злоупотребления пока остались невыявленными, несмотря на усилия службы собственной безопасности. Удод относился к последним; это значило, что он либо ворует по мелочи, либо еще просто не нашел способ залезть к Вениамину в карман, и тот не собирался предоставлять ему такую возможность. Пусть занимается административной работой, а вот все, что связано с деньгами, большими и малыми, Вениамин возьмет на себя. Работать предстояло как рабу на галерах, но если в чем-то и можно было его упрекнуть, то уж точно не в отсутствии трудолюбия: много лет он приходил в офис первым, уходил последним, вкалывая по четырнадцать часов кряду и зарабатывая вместе с деньгами нарастающую тревожность, тремор глазных яблок, синдром постоянного нервного напряжения, а еще ослабление памяти, что в последнее время тревожило Вениамина особенно сильно и заставляло бесконечно записывать, копировать и постоянно включать диктофон на совещаниях и переговорах.