Читать книгу "Фарс-мажор: Актеры и роли большой политики - Андрей Колесников"

Через минуту группа страдальцев скрылась за храмом Василия Блаженного.

– А вот если бы с Путиным кто-то так побежал, то, наверное, уже не вернулся бы, – португальский журналист претендовал на знание российских реалий.

* * *

Для любого журналиста общение с чиновником – самая тяжкая кара за самые тяжкие его грехи. И наоборот.

* * *

На выходе все журналисты еще раз договорились, что до утра понедельника – эмбарго (на публикацию интервью с Владимиром Путиным. – А. К.), и еще раз косо посмотрели на главного редактора журнала Spiegel господина Штефана.

На следующий день на сайте журнала Spiegel вышли расширенные анонсы этого интервью, которые были не чем иным, как развернутыми ответами господина Путина на животрепещущие вопросы современности и грубейшим нарушением конвенции. На это немедленно и с облегчением отреагировали коллеги из Corriere della Sera, которые в воскресенье решили дать полный вариант беседы. И только мужественная пресс-служба президента России держала эмбарго, как могла, до понедельника.

* * *

На лужайке корреспондент телекомпании «Russia Today» задавала вопрос, который требовал от Владимира Путина ответа, есть ли в России свобода слова и не нарушаются ли права человека, на всякий случай стоя перед президентами России и США на коленях.

* * *

На вопрос, какие фильмы Никиты Михалкова он смотрел, Рамзан Кадыров ответил, что любит исторические картины.

– Да у нас там такое кино каждый день! – опять засмеялся он.

– То есть жизнь богаче? – уточнил я.

– Еще как! – обрадовался он.

– И какой последний киносюжет в вашей жизни был? – переспросил я.

– Не скажу, – произнес он. – Очень богатый был сюжет. Слишком.

– А чего стесняться? Все же свои! – сказал кто-то.

– Свои? – расхохотался Рамзан Кадыров. – Журналист не может быть свой! Это был комплимент профессии.

* * *

Австралийский премьер рассказал президенту России, что именно сюда после революции 1917 года бежал господин Керенский, а потом пошел еще дальше – женился на журналистке.

Господин Путин очень удивился этому сообщению. Про Александра Керенского в Австралии он ничего не знал, как и насчет журналистки, союз журналистики и власти показался ему крайне странным и даже, видимо, противоестественным.

Хорошо, что Владимир Путин умом понимает: журналистика по определению оппозиционна к власти. И не понимает, что сердцу, бывает, не прикажешь.

Странно, что не понимает. Ведь столько положительных примеров.

* * *

На выходе из класса чувашской школы, которую посетил президент России, я спросил него:

– Почему вы поменяли Фрадкова на Фрадкова?

Владимир Путин, очевидно, сразу понял смысл вопроса (стране, похоже, будет трудно уловить разницу между старым и новым премьерами), потому что быстро переспросил:

– Вы где находитесь?!

Он, очевидно, вошел в роль школьного учителя.

– В школе, – ответил я.

Я хотел добавить, что поэтому и попросил объяснить, и готов был даже анализировать ответ в качестве домашнего задания. Но Владимир Путин перебил:

– Вот и занимайтесь делом.

Вообще-то я спрашивал об этом не от скуки.

* * *

Владимир Путин был раздосадован моим вопросом. Иначе, выходя из очередного класса и увидев, что один фотокорреспондент качнул плечом какую-то стойку, не заметил бы:

– Московские журналисты… Все вам тут снесут. Раскабанели.

* * *

Идея феминизма восторжествовала в российском правительстве в тот момент, когда Владимир Путин объявил, что министром социального развития вместо Михаила Зурабова будет Татьяна Голикова, которая до сих пор служила замминистра финансов и женой министра промышленности и энергетики Виктора Христенко.

* * *

Все, что было связано со встречей Владимира Путина с членами правительства 24 сентября 2007 года, совершенно беспрецедентно. За сутки до начала мероприятия было неизвестно, произойдет ли оно. За двенадцать часов было непонятно, случится это в Сочи или в Москве. За шесть часов – в Кремле или Ново-Огареве. За три часа было совершенно непредсказуем состав участников. За два – тоже. И за час. Сама встреча так и не состоялась.

* * *

Президент «Транснефти» Семен Вайншток казался довольным жизнью. Увидев журналистов, которые отчего-то решили представиться ему, он переспрашивал:

– ТАСС? А вас уполномочили?

* * *

Руководитель Института этнологии и антропологии Валерий Тишков, который в Общественной палате возглавляет комиссию по толерантности и свободе совести, предложил не новый, но, как всегда, безотказный способ решить демографическую проблему: «Надо приглашать мигрантов из соседних стран, из Украины, например. И через несколько лет от их украинскости останется только фамилия – типа Христенко или Матвиенко».

– И еще одно предложение, Владимир Владимирович, – просительно произнес господин Тишков. – Необходимо по дипломатическим каналам повлиять, чтобы «Россия» в английском языке звучала не как «Раша», а как «Россия». То есть английскую букву «u» надо поменять на английскую букву «о».

– О! – утвердительно сказал Владимир Путин.

* * *

Как-то меня вызвали на допрос в ФСБ, и я, конечно, рассказал Иван Иванычу (покойный военный обозреватель «Ъ» Иван Иванович Сафонов. – Прим. ред.) об этом сразу. Больше-то не с кем в таких случаях посоветоваться. Он говорит: «Ты же тему-то не знаешь пока?» – «Да нет, – говорю, – но догадываюсь. Что-то связанное с какой-то публикацией, разглашение каких-то госсекретов». Он говорит: «А ты на меня все вали». – «То есть?» – «Ну что это я тебе все секреты рассказал. Я себя с ними вести умею. Я даже люблю с ними разговаривать».

* * *

На «Балу прессы» в Москве я познакомился с двумя саратовскими тележурналистами. Один из них, говоря о том, как надо снимать, привел в пример наш фильм о встрече Нового года в Чечне, который через месяц после этих событий показали по «Первому каналу». Этот фильм уже взял Гран-при на каком-то европейском фестивале документальных фильмов, не самом, впрочем, престижном.

– Понимаешь, – сказал мне саратовский тележурналист, – телевидение – это абсолютно загадочная вещь. Вот фильм про Новый год в Чечне видел? Там есть один потрясающий кадр. Ночь, вокруг стрельба, и оператор держит камеру над самой грязью, которой там, ну прямо видно, море… И он идет и снимает без подсветки. И только видны впереди чьи-то сапоги. И чавкающая грязь. Не было еще такого в документальном кино!

Мой товарищ Сергей потом признавался, что сам очень удивился, когда, отсматривая исходники, увидел эти кадры. Я рассказал ему, что он снял их, когда, полностью разочаровавшись в журналистике и во мне, который оторвал его от новогоднего стола в Доме офицеров на Ханкале, он брел за мной по этой чавкающей грязи. На этих кадрах, забыв выключить камеру, он и посадил аккумуляторы.