Читать книгу "Урод - Константин Соловьев"

Но это был человек.

– Лайвен! – от неожиданности Крэйн не успел и пошевелиться. Витерон проворно схватил связанную Лайвен за шею, притянул к себе, направляя в живот тусклый острый кейр. Рот ее был завязан широкой полосой ткани, в глазах стоял страх. Увидев ее лицо, Крэйн почувствовал, будто что-то теплое ударило его изнутри, ошпарив мозг.

– Ублюдок, ты осмелился даже на это…

– Я угадал, – негромко заметил Витерон. – Это недостающее. После этого ты уже не сможешь сдерживать себя. Сила, находящаяся в тебе, сама проложит выход. Молодой бог, питавшийся гневом, сметет весь мир и погибнет сам. Мы кормили бога отборным, лучшим гневом, все получится как надо. Готов ли ты, Крэйн, бывший шэл Алдион?..

Все случилось очень быстро.

Первым начал двигаться Орвин. Видимо, не напрасно столько времени он выжидал, не привлекая к себе внимания. Он был шэдом, пусть он не мог сравниться с Крэйном, но рука у него была тяжела. Не тратя времени на то, чтоб подхватить эскерт, он бросился на жреца, кейр в руке которой уже стал размытым. Витерон действительно не ожидал этого, но силы и реакции у него хватило бы на десятерых. Отбросив Орвина коротким ударом локтя, он сделал резкие выпад кейром, и Крэйн увидел, как вельт на спине сводного брата медленно алеет.

Но увидел размыто, потому что в это мгновение сам летел к Витерону с другой стороны. Уже отводя руку под удар, который должен был смять шейные позвонки жреца и оторвать его голову от неуклюжего распухшего тела.

Витерон увидел его. Резко выдернул кейр из живота Орвина.

Посмотрел в лицо Крэйну, и тому показалось, что взгляд жреца успел стать радостным. Скорее, в нем проскользнуло что-то вроде облегчения.

Кейр коснулся шеи Лайвен.

Крэйн ударил.

Витерон умер быстро, голова его, пусть не отделившись от туловища, запрокинулась за спину, свисая на лоскутах кожи, кровь прыснула во все стороны горячей волной, в мгновение оросив вельты Крэйна и Лайвен.

Мертвый жрец дернулся, но движение это было уже безотчетным. Выронив кейр, он завалился на спину. Глаза его были еще открыты, но они уже наливались мертвой и блеклой неподвижной белизной.

Время скачком вернулось в свое русло. Где-то бесконечно далеко хрипел умирающий Орвин, лицо которого наверняка даже в смерти останется надменным и уверенным, как и полагается настоящему шэду. Факелы догорали, оранжевое пламя казалось совсем небольшим, от дыма тяжело было дышать. Витерон неподвижно лежал на спине, намертво сцепив руки на груди.

Лайвен еще дышала, но Крэйн сразу понял, что осталось ей немного. Рана на шее была слишком глубока, слишком много крови было на ее одежде и грубом деревянном полу. Он не успел. Чувствуя влажной рукой затихающее биение ее сердца, он хотел закричать, но горло перехватило внезапным спазмом, он не мог издать ни звука. Единственный живой человек в склете, он сидел, положив ее голову себе на колени, и молчал, отсчитывая удары.

Сила внутри него стала обжигающей, она грозила раздавить его, растерзать в клочья. Сила просила выхода, она слишком долго была заперта. И Крэйн знал, что осталось ей недолго терпеть. С накатившим спокойствием он отбросил в сторону кейр жреца, валявшийся под ногами, и сел удобнее.

Ждать конца.

Сердце Лайвен ударило в последний раз, робко, нерешительно. И провалилось куда-то, оставив лишь звенящую пустоту. Крэйн вздохнул и с облегчением почувствовал, как исчезает. В жаркой, не имевшей цвета вспышке он стал лишь оболочкой, пустой и никчемной. Но она исчезла, когда ледяное пламя пожрало и уродливое лицо и все остальное. Крэйн ликовал, поднимаясь все выше и выше, чувствуя, как распространяются невидимые волны. Время исчезло, его ровное течение оказалось смятым бешеным напором, который шел во все стороны, проходя сквозь часы и минуты. Эно и Урт исчезли, потухли, мигнув, как тухнет израсходовавший себя виг.

Исчезли прогнившие шалхи, в которых, погруженные в хмельной тяжелый сон, спали люди, исчезли склеты. Огромные, вселяющие почтение своим величием тор-склеты растворялись без следа, их деревянные шпили-острия оказались бессильны против того, что пролагало себе путь из недр погибающего мира.

Мельчайшим прахом оседали на землю тела закованных в тяжелую броню дружинников и сама земля начинала сминаться и исчезать. Огромное Море, вечное и несокрушимое, испарилось.

Крэйн, забыв про все, помогал силе проложить из него выход. Она стала его крыльями, его руками и новым лицом. Она бушевала – огромная, непостижимая, всемогущая. Он направлял ее и она подчинялась, легко, без усилия. Они сплелись вместе и творили, погрузившись в безумное забытье, из которого нет выхода.

Он радовался, когда видел, что все происходит как положено. Воздух мешал ему, душил, он заставил воздух исчезнуть и сразу стало легче.

Земля смешалась с водой и оказалась вне пределов мира, даже то, из чего они раньше состояли, сама изначальная материя, кровь и плоть Ушедших, начала скручиваться складками и растворяться.

Боль смешалась с удовольствием, ярость с любовью, ослепленный, он все творил и творил, повинуясь заложенной в нем силе.

У него больше не было имени, оно исчезло, как и все вокруг.

У него не было тела, оно было ему не нужно.

У него не было чувств, он был всем.

У него не было разума, его разум слился с бесконечным океаном того, чему никогда не будет названия.

У него не было лица, как не бывает лица у вечности и бесконечности.

Он был всем.

То, что когда-то было миром, стало сжиматься, и сжималось до тех пор, пока не переполнило само себя и не взорвалось нестерпимым светом.

И лишь тогда тот, кто когда-то был Крэйном, понял, что надо сделать.

И принялся за работу.

Лайвен проснулась оттого, что яркий свет бил ей в лицо. Она открыла глаза.

У неба был необычный цвет. Синий, глубоко пронзительно синий, такой, что в него можно было упасть, оторвавшись от земли. Оно было бездонным и бесконечным. То, что давало свет, не было похожим на Эно или Урт. В нем не было ни багрового свечения Эно, ни размытого голубого свечения Урта.

Его свет был то ли белым, то ли желтым, невыносимо ярким. Засмотревшись на него, Лайвен чуть не ослепла.

Она лежала на траве. Очень яркой, зеленой. Сочная мягкая зелень была свежей, она пахла землей и небом одновременно. Растерянно сорвав одну травинку, Лайвен заметила блестящую слезу сока.

Даже земля была не та – в этом месте она словно сошла с ума, обрушивалась то умопомрачительными кручами вверх, то срывалась вниз и растекалась огромными зелеными долинами. Кручи были похожи на непостижимых размеров холмы, только куда более острые и крутые. Состояли они из чего-то то ли черного, то ли серого, но явно не из земли.

– Это горы, – сказал голос где-то за ее спиной. – Мне показалось, они должны выглядеть так.