Читать книгу "Книга сияния - Френсис Шервуд"

В последнюю секунду Келли с мольбой обратился к Мадами, своему ангелу-хранителю. Пусть смерть, какой бы она ни была, окажется быстрой и безболезненной. И удивительное дело: несмотря на все свои прегрешения, Келли не ощутил ни рывка, ни жара адского пекла. Перед ним появилась Мадами, счастливая и лучезарная. Она была не слишком молода, но и старой ее было не назвать. Разумеется, Мадами была ангелом. Затем Келли услышал музыку, девять нот в идеальной гармонии. Ангелы Еноха, которые все это время парили у него над головой, один за другим спустились, не имея ни малейшей нужды в лестнице, — скорее таким же путем, каким спускаются с небес, когда их зовут на помощь заблудившиеся в лесу детишки или невинные девы. На огромной волне благоуханного розового воздуха они подняли Эдварда Келли над городом. Река Влтава сияла как влажное змеиное тело, скользящее между холмов, а Карлов мост казался крошечным черным ошейником, который не мешал змее двигаться. Отсюда были видны обнесенные стеной кварталы Юденштадта, руины Вышеградского замка, а Староместская площадь казалась простым серым пятном.

В тот самый момент, когда Келли возносился над Прагой, рабби Ливо тихо сидел на чердаке Староновой синагоги. После длительного поста он всю ночь молился, надеясь разрешить проблему, связанную с императором. Едва способный передвигаться, рабби начинал сходить с ума от напряжения. Казалось, рама крошечного окошка, выходящего на Влтаву, охвачена огнем.

Однако, едва рабби, сделав над собой огромное усилие, подошел к окну, оказалось, что это не зарево пожара, а ослепительно белое сияние. Ослепительно? С удивлением рабби Ливо обнаружил, что яркий блеск не слепит глаза. Напротив: в окно можно было смотреть не щурясь. А потом, словно ступая по некошенному лугу, рабби легко и свободно прошел в сияние. Чья-то рука — рука ангела Элии — сжала его ладонь и потянула вперед. Клубы тумана расступались перед ними, легко касаясь ног.

Первым видением стали розы. Каждый их лепесток был драгоценен, а каждый бутон заключал в себе целый рай. Само Благоговение в прозрачно-золотистых одеждах стояло на страже у врат. Глубоко потрясенный, рабби застыл на месте, не смея шевельнуться. Но тут врата распахнулись перед ним, словно целую вечность ждали его прибытия. В смутной ряби, звеня, подобно крошечным бубенчикам, которыми украшают свитки Торы, мимо один за другим проплывали сады.

Йегуда-Лейб Ливо бен Бецалель, который за всю свою долгую и благочестивую жизнь ни разу не удостоился видения или непосредственного присутствия Бога, проходил каждый портал подобно человеку, наделенному особым зрением. В одном саду росли деревья невиданной высоты, а под их пологом разливалось пение райских птиц, что слаще наисладчайшего меда. Смирение явилось в облике анютиных глазок с кошачьими мордочками. Доверие воплощали бархатцы. А вот тюльпаны всех цветов радуги. Четыре реки бежали у его ног, как и было обозначено на карте, однако они казались ему ближе собственных пальцев. Не оказался ли он в Сфеде, священном городе, выходящем на Хульскую долину в Израиле, городе лазури и света, где жил и учился Ари — он же Лев? Йегуда вновь чувствовал себя маленьким мальчиком, который еще не начал обучение. Одновременно его охватывал жар страсти и бесконечное спокойствие. Казалось, он родил самого себя от Света и Любви — себя иного, безупречного.

Пройдя все десять сефирот, рабби Йегуда-Лейб Ливо бен Бецалель потерял голову в присутствии Шекины[51]и оказался в ее экстатических объятиях. И наконец ему было даровано просветление. Отныне и весь остаток своей долгой жизни был исполнен лишь радости и благоговения.

35

Ближе к вечеру беглецы, еще утром успев подивиться громким воплям толпы на Староместской площади, попрощались со студентом Грегором — будем называть этого человека так, — и телега Карела снова покатила к городским воротам, хотя лагерь под астрономическими часами никуда не исчез. Те, кто покинул площадь, чтобы укрыться от дождя, теперь вернулись все до одного, чтобы насладиться неожиданным зрелищем — казнью Келли. К тому времени как телега Карела отправилась в путь, кровь на досках еще не успела высохнуть. Тело Келли отвезли на Чумное кладбище, а голову насадили на пику и установили у Карлова моста, чтобы все желающие могли удостовериться, что в империи предательство не остается безнаказанным. Торговцы овощами снова расстилали покрывала и возводили на них пирамиды из кабачков, аккуратно раскладывали огурцы и редис. Писец, который писал вместо тех, кто писать не умеет, уже водрузил свой короб точно под астрономическими часами. Из-под отсыревшего грязного тряпья Рохель слышала голоса играющих ребятишек. «Все должно пройти гладко, — подумала она, — всего несколько минут поездки в телеге — и никаких причин для страха, который охватил ее прошлой ночью». Теперь молодой женщине уже не казалось, что ей предстоит прыгнуть через пропасть, зацепиться за край обрыва или взобраться на крутую гору. Она всего лишь покидала Прагу. Прощай, Прага, прощайте, Перл и рабби. Самым мучительным было прощание с ее ребенком, который остался лежать на Петржинском холме. Если бы была хоть малейшая возможность, она повернула бы время вспять. Но такое обычно невозможно. Кроме того, Рохель была уверена, что Йосель теперь в безопасности, и надеялась, что в каком-нибудь новом городе, где их никто не знает, им с Зеевом уже не придется сталкиваться с ядовитыми обвинениями и они смогут начать все заново. За все это она благодарила Ха-шема и возносила ему хвалы.

Какое-то время телега, весело подпрыгивая, катила вперед. И тут одно колесо наехало на выпавший из мостовой булыжник. Телега немного покачалась, выправилась, снова накренилась.

— Освальд, Освальд! — крикнул Карел.

Телега притормозила, затем снова набрала ход. Колесо опять на что-то наткнулось. По всей Староместской площади валялись обломанные бурей ветки деревьев. Освальд с предельной аккуратностью выбирал путь, семеня уверенно и осторожно, подобно горному козлу, привычному к скалистой местности. Но колеса снова и снова на что-то натыкались. Телега пошла точно лодка в бурных волнах, задрала нос, накренилась и опрокинулась. И все покрывала, все тряпки, Рохель, Зеев, Киракос, Сергей и Карел ссыпались в одну пеструю груду, которую тут же окружила компания ребятишек.

— Ох нет, — простонал Карел.

Мальчики и девочки увлеченно играли в пятнашки, а может быть жмурки или чехарду, а их матери качали в своих фартуках младенцев. Рохель начала выпрямляться, с надеждой улыбаясь. Теперь им бы только снова поставить на колеса телегу, а затем можно продолжить свой путь.

— Телега старьевщика угодила в рытвину и перевернулась! — крикнул один мальчуган.

— И оттуда пять капустных кочанов выкатилось, — добавил другой ребенок.

— Прелюбодейка, — одна из женщин ткнула пальцем в сторону Рохели. — Смотрите, это же прелюбодейка в мужской одежде!

Вопли «прелюбодейка» разнеслись по всей площади, и Рохель немедленно оказалась в кольце мальчиков и девочек. Все они хлопали в ладоши и распевали: