Читать книгу "Лейтенант и его судья - Мария Фагиаш"

— Благодарю вас, господин капитан, — пробормотал Дорфрихтер и подписал протокол.

Полковник отпустил обвиняемого. Как из-под земли, возник надзиратель, и конвоир с примкнутым штыком шагнул на несколько шагов со своего поста ближе к дверям. Поскольку дверь в коридор оставалась открытой, этот символический акт позволял, видимо, считать, что процесс, согласно закону, носит открытый характер.

Дорфрихтер отдал честь, повернулся кругом и направился к ожидавшему его эскорту. В полной тишине трибунал слышал его удалявшиеся шаги.

После этого капитан Кунце попросил председательствующего о перерыве до трех часов дня. Полковник дал свое согласие, и Кунце поспешил на третий этаж к себе в бюро и незамедлительно принялся за дело. Он выругался вслух, когда вспомнил, как замечательно уверенно он себя чувствовал, зная, что Франца Фердинанда нет в Вене. До мысли, что ловкая рука наследника престола уже давно перемешала карты, он бы никогда не додумался. Теперь он должен был за неполные четыре часа перевернуть работу двух месяцев. Если бы Стокласка не принес из ближайшего кафе пару франкфуртских колбасок и стакан вина, Кунце за весь день вообще ничего бы не съел.

— Я знаю, в чем разгадка! — сказал Стокласка, пока Кунце торопливо ел. — Две недели назад генерал Венцель побывал в камере Дорфрихтера. Но Венцель был не один. Он сопровождал полковника Бардольфа.

У капитана вилка выпала из рук.

— Откуда ты знаешь, что это был полковник Бардольф?

— Один солдат из охраны служил в его полку. В 15-м драгунском. Он его узнал.

— Черт побери! — Кунце крепко выругался в адрес генерала Венцеля. Ему сразу полегчало, и он принялся за еду. — Я так и знал, что что-нибудь должно случиться. Боже, помоги этой стране, если этот человек станет кайзером! Упрямый как мул, а мозги как у воробья!

Начиная с трех часов этого дня и во все рабочие дни этой и до среды последующей недели Кунце сидел напротив членов трибунала и зачитывал результаты своего шестимесячного расследования. Его голос, то монотонный, то дребезжащий, приводил семерых членов суда в оцепенение и действовал усыпляюще. Кунце пытался говорить живее, он решил держать их бодрствующими, но, несмотря на его ораторские старания, то у одного, то у другого опускался подбородок на расшитую галунами грудь и из открытого рта вырывался храп. Пока закон от 1768 года о процедуре военного суда не был изменен, не мог быть изменен и порядок ведения процесса.

Читая страницу за страницей, Кунце спрашивал себя, обладали ли члены подобного суда сто пятьдесят лет назад большей выдержкой и терпением, чем те, кто заседал сегодня.

Воскресенье было желанным перерывом как для трибунала, так и для капитана Кунце. К вечеру субботы он потерял голос и мог читать только хриплым шепотом. К разочарованию Розы и Тролля, он все воскресенье просидел в своей комнате за работой. В конце дня он сделал примирительный перерыв для прогулки и был Троллем прощен. Но не своей женой. Она хоть и пошла с ними, но все время причитала.

— Никогда у тебя нет времени для меня! Ты вообще со мной не разговариваешь. Ты думаешь, меня не интересует твоя работа? — сказала она, и ее глаза увлажнились. — Какой он?

— Кто он?

— Петер Дорфрихтер!

Кунце остановился, повернулся к жене и посмотрел ей в глаза.

— Он человек, обладающий талантом, мужеством, фантазией, терпением и практически без совести. Человек, который бы бесстрашно бился с целой фалангой римских легионеров, чтобы снять Христа с креста, но только затем, чтобы распять его покрепче. Чтобы он больше не смог воскреснуть! В глазах Дорфрихтера только мертвый пацифист чего-то стоит, а тот, кто лишь произносит слова «мир на земле», по его мнению, уже заслуживает смерти.

— Я бы не хотела слушать такие кощунственные речи. Мне это ужасно не нравится!

Заседание суда продолжилось в восемь утра в понедельник с чтением Кунце материалов дела. С утра во вторник членов военного суда ознакомили с соответствующими параграфами Военного кодекса и мерами наказания за преступления подобного рода. Наконец-то Кунце мог отодвинуть в сторону лежащую перед ним гору материалов следствия и своими словами обрисовать собранные доказательства по делу. Он говорил свободно, не заглядывая в свои заметки. После четырех дней слушания пространного и монотонного доклада на этот раз его красноречие и ясность изложения победили летаргию, в которую впадали в предыдущие дни члены суда, — все семеро слушали его внимательно и с интересом.

Он обрисовал характер обвиняемого, его происхождение, детство, воспитание, его успехи в военном училище и в последующей службе в различных гарнизонах. Он рассказал о выдающихся способностях и таланте Дорфрихтера. Не заметить и обойти при переводе в Генеральный штаб человека с такими превосходными умственными данными и такой преданностью долгу означало нанести серьезный урон армии. Система, при которой физические данные офицера оцениваются выше его интеллектуальных способностей, является архаичной, является следствием представлений прошлых столетий, когда в битвах сражался человек против человека. Современные методы ведения войны требуют таких офицеров, как Дорфрихтер, не рубак, а исследователей, дипломатов, людей, способных к фантазии, людей, которые хотели бы идти в ногу с великими открытиями нового столетия.

После того как он обрисовал в светлых тонах портрет обвиняемого, Кунце перешел к мотивам и размышлениям, которые подвигнули Дорфрихтера на преступление. Вопреки утверждению обвиняемого, что он невиновен, Кунце неоднократно, на основании доказательств показал, что он безусловно виновен. Его признание соответствовало истине, а отзыв признания является чистой ложью!

Собственно, и без признания доказательств вполне достаточно, аргументировал Кунце, чтобы приговорить Дорфрихтера. Он является патологическим эгоистом, фанатиком, его выдающийся талант уживается с честолюбием Наполеона и убеждением, что он стоит вне общечеловеческих норм. То, что он не способен оценить в какой-то степени недостойность своего преступления, ни в коей мере не освобождает его от ответственности.

Утром в среду Кунце выступил с обоснованием меры наказания. Отсутствие прямых доказательств и тот факт, что обвиняемый поклялся в своей невиновности, вследствие чего его признание оказывается ничтожным, параграф 212 Военного кодекса делал невозможным применение смертной казни или пожизненного заключения. Учитывая наличие неопровержимых доказательств, основанных на косвенных уликах, капитан Кунце потребовал наказания в виде двадцати лет заключения в одной из военных тюрем. Когда он сел после своего выступления, он почувствовал себя таким выпотрошенным и смертельно изнуренным, как никогда еще в своей жизни.

Двадцать лет строгого режима в военной тюрьме монархии было почти равносильно, и он знал это, смертному приговору. Даже самые крепкие заключенные спустя короткое время заболевали смертельной болезнью или страдали полным нервным расстройством. Достаточно было нескольких лет, чтобы превратить крепкого молодого человека в развалину. Даже если человек получал помилование, он больше уже не мог оправиться. Помилования же происходили довольно редко, большинство заключенных отбывали свой срок полностью или покидали тюрьму, завернутые в полог в деревянном ящике. Кунце пытался представить себе Дорфрихтера через двадцать лет: сломленный человек? Преждевременно постаревший? Больной туберкулезом? Полуживой? Его раздирало противоречие: желание видеть виновного приговоренным к наказанию и одновременно тайная мысль, что суд сочтет его, Кунце, доводы недостаточными и оправдает Дорфрихтера.