Читать книгу "Гобелен - Кайли Фицпатрик"

На следующее утро Мадлен долго лежала в постели. Дело было вовсе не в том, что ей не хотелось вставать, — она боялась потревожить воздух, который был словно наэлектризован.

Наконец она решилась, спустила ноги на пол и немного посидела, ожидая как минимум удара молнии. Но воздух оставался спокойным. Мадлен встала, подошла к окну и раздвинула шторы, чтобы впустить в комнату веселое утреннее солнце. Небо было пронзительно голубым. Мадлен глубокий вздохнула. Теперь она знала, что означало это странное спокойствие — надежду.

Сейчас она могла прочитать последнюю страницу дневника, чтобы попрощаться с параллельным миром, куда она так охотно сбегала еще несколько дней назад.

Между ней и Николасом существовало безмолвное соглашение — она должна принять решение в самое ближайшее время. Накануне вечером Николас довез ее до коттеджа, но не зашел. Они поцеловались, условившись поговорить на следующий день.

Именно в долгие минуты между сном и бодрствованием Мадлен приняла решение. Вместе с уверенностью в том, что коттедж станет ее новым домом, пришло понимание того, что следует написать на надгробном камне Лидии.

Мадлен приняла душ, оделась и вышла в летнее утро.

Теплый воздух был напоен ароматами роз. Она приостановилась и взглянула на сад. Возле стены росли плющ и розы — розовые, желтые и красные. В сумке лежал блокнот с последней частью дневника и книжка Лидии «Русская мудрость».

В кафе Мадлен заказала эспрессо и пирожное и устроилась за столиком на улице. Мимо проходили люди с утренними газетами в руках, держали за руку детей, вели на поводке собак. Кто-то улыбнулся Мадлен, и она улыбнулась в ответ.

Покончив с пирожным и допивая кофе, Мадлен вытащила из сумки книгу.

Она посмотрела на тонкий томик с изображением святого Георгия, убивающего змия, и открыла страницу, где находилась эпитафия для надгробного камня Лидии.

«Любовь сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь».

Иван Тургенев

Мадлен подняла лицо к солнцу и прикрыла глаза, ощутив закипающие слезы печали и умиротворения.

Когда она снова открыла глаза, по небу плыли легкие облачка. Она подумала — если присмотреться, то можно увидеть в них сонмы ангелов.

Она вытащила из сумки блокнот и открыла его на странице, куда был скопирован последний отрывок из дневника. Мадлен представила себе тонкий почерк Леофгит и вспомнила — ей показалось, будто в конце он слегка изменился.

Больше Мадлен не могла тянуть с переводом — только с его помощью она могла совладать с переполняющими ее чувствами и окружающим миром.

16 октября 1086 года

Я Мэри, дочь Леофгит, и сегодня — двадцать лет с того дня, как погиб мой отец, Джон Лучник. Я пишу это не только в память о нем, но и в честь моей матери, которая умерла год назад, тоже в октябре.

Когда Леофгит перестала писать, то сказала, что ее задача выполнена, а горе украло радость от общения с чернилами, пером и пергаментом. Но за прошедшие годы, по мере того как я повзрослела, стала женщиной и вышла замуж за Эда-каменщика, я видела, как радость возвращается к ней — ведь она не из тех, кто теряет надежду. Но все же она больше никогда не бралась за перо.

В день летнего солнцестояния она всегда исчезала на некоторое время, но я знала, что она уходит в лес, чтобы вспомнить Джона Лучника. Возвращаясь, чтобы выпить с нами эля, она всегда была весела, но лишь одна я знала, какая боль переполняет ее сердце.

Моя мать умерла так же спокойно, как и жила, продолжая находить радость в работе с иглой, пока после долгих лет напряженного труда ее не начали подводить глаза и она больше не могла различать тонкие шелковые нити. До самого последнего вздоха она умоляла хранить написанное ею и просила меня продолжать. Однако я не обладаю материнской выносливостью, а нашей семье приходится очень много работать, чтобы содержать мастерскую вышивальщиц в Винчестере, закупать краски и ткани, торговать с купцами с Востока, получать шелка и драгоценные бусины.

Мастерскую открыла Леофгит, но теперь ее содержание и забота о земле лежат на моих плечах — король подарил Леофгит землю за ее службу королеве Матильде. Мы получаем доход, торгуя вышивками, одеваем множество дворян и священников, и многие продолжают приходить к нам.

Моя мать не испытывала печали, покидая Вестминстер, она о многом хотела забыть. Когда она постарела и к ней пришла усталость, ее сердце стремилось в Кентербери, к настоящему дому.

Монах Одерикус покинул этот мир довольно давно, вскоре после смерти королевы Эдиты. Моя мать никогда не отворачивалась от него — ведь у нее было доброе сердце, но их дружба уже не была такой же крепкой, как прежде.

Теперь я должна исполнить желание Леофгит, которая хотела сохранить дневник, поэтому я отнесу его в женский монастырь в Винчестере, поскольку боюсь, что эти страницы попадут на глаза тем, кому их не следует читать.

Моим детям будет известно про их бабушку — женщину, умевшую писать. Возможно, эту память сохранят и внуки, но со временем память тускнеет. Когда те, о ком она писала, станут лишь именами, а деяния, которым она стала свидетельницей, не смогут принести бед окружающим, слова, написанные моей матерью, можно будет прочесть, и о ней снова вспомнят.

Еще она хотела, чтобы земля, которую мы получили благодаря ее службе, оставалась у нашей семьи дольше, чем будет храниться дневник.

Нити судьбы ткутся, пока жива память, и лишь когда ткань готова, нить можно отрезать.