Читать книгу "Дао Дзирта - Роберт Энтони Сальваторе"

и не испытывать ужас при виде своего отражения. Поскольку Энтрери был жертвой в той же степени, что и злодеем.

Он удивляет меня даже больше, чем путешествие Даб’ней, или то, на что я надеюсь в верховной матери Мензоберранзана и других «истинных» последователях омерзительной Демонической Паучьей Королевы. И хотя я подозреваю – и небеспочвенно – что эти сомнения относительно жречества Ллос также непроизвольно служат Паучьей Королеве, демонической богине, которая превыше всего ценит борьбу и хаос, я убеждён, что те, кто увидел чудовищную правду о Ллос, уже никогда не вернутся к прежним воззрениям и скорее даже умрут.

Наблюдение за духовными путешествиями всех этих личностей, включая мою собственную жену, служит прекрасным напоминанием мне всегда проявлять терпение к тем, кто приходит к отличным моих выводам, и не ставить себя превыше них.

Большую часть жизни я завидовал тем, кто нашёл свой ответ, своё спасение, свою запланированную и ожидаемую жизнь после смерти. Я говорю это вовсе не с насмешкой, и совсем без мыслей о том, что я каким-то образом лучше них, или что я прав или лучше информирован, раз не разделяю их убеждённости. Ведь я с самого начала понимал, что этой веры, этого понимания мультивселенной и собственного существования за пределами смертной оболочки, нельзя достичь при помощи силы воли или разума. Оно либо происходит, либо нет. Либо откровение случается, либо нет. Я имею в виду истинно верующих, а не тех, кто исповедует религию просто по традиции.

И поэтому я вполне искренне говорю о зависти к тем, кто нашёл своё откровение, ведь я сам долго этого ждал. Теперь я тоже его нашёл. По меньшей мере, я понял, пускай и на время, что меня ждёт нечто большее, нечто величественное, нечто освобождающее – освобождающее от этой одержимости и страха абсолютного конца.

Давным-давно я назвал себя свободным, потому что знал, что однажды умру. Это напоминало мне наслаждаться каждым рассветом и каждым закатом, радоваться вещам, которые многие принимают как должное.

Теперь я ещё свободнее, поскольку получил своё откровение.

И теперь я ещё более убеждён в своём агностицизме, поскольку ко мне присоединился Киммуриэль, дроу с огромным интеллектом и неизмеримыми познаниями.

Я никогда не мог себе представить, что Киммуриэль Облодра способен относиться к чему-то с такой эмоциональностью. Он видел, как верховная мать Бэнр разрушает его дом, а всю его семью за считанные мгновения убивают. Он видел, как его мать отрывают от мучений в Бездне, чтобы использовать как связующее звено с ульем иллитидов – и впоследствии уничтожить.

Он часто говорил об этом – с Джарлаксом, со мной, – и никогда, ни единого раза, я не видел ничего, кроме рассчётливого и интеллектуального подхода к личным трагедиям.

Даже сейчас, в нашем общем путешествии на восток, когда он вспоминал об этих событиях, они служили лишь уроками о том, какой личной властью может наделить своих избранных Ллос ради сражения с узурпаторами и еретиками. Не было ни намёка на скорбь, ни единого упоминания, что его заботила судьба Кь’орл и остальных. Но когда он говорил о грядущем шторме – и более того, об истории Мензоберранзана, раскрывшейся в воспоминаниях, переданных Ивоннель и верховной матери Квентл, – я видел отчаянное желание, отчётливую искру, отчётливое чувство сразу жажды и предвкушения; сочетание эмоций, которое встречается лишь тогда, когда итог представляет огромную важность для говорящего.

Когда я размышляю над этой кажущейся непоследственностью хладнокровного псионика, узел его сердца начинает распутываться. Его обучали покорности. Он даже не вздрогнул – или почти не вздрогнул – когда уничтожали его семью, когда у него с такой жестокостью и внезапностью отняли дом, наследие, знатное и богатое происхождение – и всё потому, что в рамках цинизма, который с самого рождения закладывали в Киммуриэля, в столь многих из нас в Мензоберранзане, это было предсказуемое событие.

Сочетание беспомощной покорности и простого отупения от ежедневной жестокости и зверства – губительная смесь для эмоций любого дроу.

Но в эти дни глаза Киммуриэля сверкают.

Теперь он едет верхом рядом со мной, чтобы поговорить – чтобы вместе надеяться.

Это ключ к его пробуждению – он осмелился надеяться.

Я не могу прятаться внутри себя, хотя и жалею об этом. Мои оправдания против этого света надежды мне самому кажутся пустыми, но я не могу отрицать, что в моём собственном сердце эта надежда вызывает сопротивление.

Интересно, какова будет моя роль?

Поступок верховной матери и Ивоннель на том поле был неожиданным и шокирующим, признаю, и наверняка многие очевидцы испытали прилив надежды.

Поначалу.

Когда я мысленно возвращаюсь к моей жизни в Мензоберранзане, лучше всего я помню рвение жриц Ллос и моей собственной матери, верховной матери Мэлис. Думаю, что если бы это великое событие и великая ересь случилась в те времена, я увидел бы искру в глазах Закнафейна, и скорее всего – в глазах моей сестры Вирны, может быть – даже в глазах Майи.

Я уверен, что Мэлис быстро бы погасила эти тлеющие угли надежды, а даже если нет – если бы Мэлис услышала надежды и обещания своих детей и любовника, мысль о том, что можно отвернуться от Ллос, зародилась бы в ней лишь благодаря уверенности, что выбранная сторона принесёт ей личную выгоду. Мэлис любила борьбу. В наше время она приняла бы сторону верховной матери Квентл лишь в том случае, если бы считала, что Квентл одержит победу, и что тогда её, Мэлис, щедро вознаградят.

Может быть, таковы неизбежные последствия этой грядущей битвы. Сколько союзников матери Квентл займут её сторону только ради преследования личных целей? А сколько – просто потому, что будут напуганы и растеряны? Сможет ли могучий дом Бэнр, возглавив восстание против Ллос, хотя бы удержать в узде собственных членов? Окажутся ли драуки, превращённые в дроу, верными солдатами Квентл, или быстро узнают, что они – всего лишь обман Паучьей Королевы, и призваны испытывать её детей, сеять хаос и выкорчёвывать непокорных?

Я не могу избежать этих мыслей, как бы ясно ни осознавал, что это – тот же самый цинизм, который позволил Киммуриэлю Облодре отмахнуться от потери семьи! И это – не тот, кем я старался быть с тех самых пор, как покинул этот проклятый город. Я всегда шёл страху наперекор.

Но я не могу отрицать, что в сердце ещё не принял этот лучик надежды.

Я могу потерять слишком многое.

У меня есть Кэтти-бри и есть Бри, и счастье,