Читать книгу "Площадь павших борцов - Валентин Пикуль"

Но Мальта не сдавалась, а Тобрук еще держался.

Роммелю исполнилось 48 лет. Яркий и талантливый индивидуалист, он не терпел чужих советов, ненавидел чтение официальных бумаг и писем, даже не отвечал на запросы Гитлера и Муссолини, а когда его одолевали визитеры, он садился в бронетранспортер и укатывал в пустыню — ищите его! Сейчас он укрывался от зноя под куполом мусульманского мавзолея.

— Мальта на совести воздушного флота Кессельринга, — говорил Роммель, — а я, наверное, давно бы взял Тобрук, если бы Окинлек не зачислил в гарнизон и германских эмигрантов. Там полно друзей Эрнста Тельмана! Им совсем не хочется побывать на Альбертпринц-штрассе — в кабинетах гестапо, вот они и вцепились в этот Тобрук… Тома, гляньте в карту: нет ли поблизости хоть захудалого колодца с питьевой водой?

— Есть Но его удерживают французы де Голля.

— Меллентин, — повернулся Роммель к начальнику разведки, — откуда здесь взялись войска «Свободой Франции»?

— Из Сирии… Де Голль уже предлагал эти войска Сталину для включения их в состав Красной Армии, но Черчилль, прослышав об этом, моментально перетащил их в оазис Эль-Бир-Хакейм — как можно дальше от русского фронта…

Киренаика знавала и лучшие времена. А теперь гусеницы танков раскрошили остатки римских терм, в которых некогда, еще на заре человечества, омывались философы и поэты; из катакомб первых византийских христиан дробно стучали английские пулеметы. При сильном откате орудий их сошки иногда выскребали из почвы осколки древнейших мозаик, плитки с непонятными письменами… Роммель изнывал от жарищи.

— Меллентин, куда же эти берлинские умники загнали всю мою авиацию, чтобы я не имел крыши над головой?

— Под Севастополь, где у Манштейна давно трясутся манжеты. А лучшие наши эскадрильи Геринг перевел на север Норвегии, откуда они станут бомбить караваны, идущие в Мурманск. Танки же, приготовленные для Ливии, передаются теперь шестой армии Паулюса, что залезает в страну донских казаков.

— Свиньи! — выразился Эрвин Роммель…

К мавзолею подкатил измятый бронетранспортер.

— Колодец взят, — доложили Роммелю. — Но пить нельзя: англичане оставили в нем целый мешок поваренной соли.

— Благородно с их стороны… сволочи! Я заставлю этого Окинлека хлебать мочу старых больных верблюдов. Но даже эту мочу я стану выдавать Окинлеку по капле — из пипетки…

Солнце стояло в зените. Пустыня звенела от мириад мух, роившихся над лужами поноса, над почерневшими мертвецами. Тесного соприкосновения противников не было, можно ехать часами — и пустыня поражала безлюдьем. Оборона держалась в боксах (опорных пунктах) , вокруг которых процвели знаменитые «сады Роммеля» — плотные минные поля. Окинлек же, в свою очередь, отгораживался от немцев своими взрывоопасными «оранжереями». Англичане имели 850 крейсерских танков и 420 держали в резерве. Эрвин Роммель имел лишь 280 полноценных машин, остальные танки давно можно было списать как безнадежно устаревшие. Уверенные в своей обороне, англичане от самого Каира обставили пустыню магазинами с холодильниками, в которых всегда было свежее холодное пиво. Это обстоятельство особенно возмущало генерала Тома; он, как нищий, подбросил на спине вещевой мешок и сказал:

— Они там хлещут пиво, не забывая при этом как следует посолить воду в арабских колодцах… джентльмены!

Роммель тоже страдал от амебной дизентерии.

— Геринг — старое трепло, — авторитетно заявил он, не стесняясь в выражениях, — обещал «воздушный мост» со стороны Крита, а мы сливаем в баки не больше ста пятидесяти тонн горючего в сутки. Автоцистерны гоняются за мною от самой Бизерты, за тысячи миль пожирая на маршруте столько, что танкам остается лишь дососать бензин с их дна.

Из трофейного джипа высадили пленного британского майора. Опрятное хаки. Ботинки из серого шевро, запах лоринга.

Казалось, майора взяли со светского файф-о-клока. Он поигрывал элегантной метелочкой, отгоняя насекомых. Роммель громко зевнул, глянув в его документы. Членский билет аристократического клуба в отеле «Семирамида». Чековая книжка каирского «Барклайз-банка» с внушительным счетом.

Все это Роммелю было известно.

— Конечно, — сказал он, — с такими деньжатами жить можно. Меллентин, поговорите с ним сами, а я завалюсь спать…

Меллентин начал допрос — почти с юмором?

— Хорошенькая война, не правда ли? Надеюсь, вы не в обиде за то, что мы оторвали вас от партии в бридж и вечернего фокстрота на крыше ресторана «Шепердс»? Кстати, танцовщица Тахия по-прежнему берет по десять фунтов за ночь?

Пленный смотрел на Меллентина с удивлением:

— Кажется, любовный прейскурант ею давно пересмотрен. Теперь она берет десять фунтов только за разговор с нею…

Джеймс Олдридж в своей монографии «Каир» писал, что армию Окинлека составляли не только прожигатели жизни, но еще и «безнадежные идиоты». Очевидно, этот майор как раз и принадлежал к их числу, ибо сразу выдал секретную дату — 7 июня:

— В этот день танки Окинлека сомнут вас, — сообщил он, ударом метелки пресекая жизнь мухи на своем затылке…

Извещенный об этом, Роммель заранее — 26 мая — упредил Окинлека превентивным ударом. После войны германские историки не раз делали «попытки скрыть зависимость военных действий в Северной Африке от событий на советско-германском фронте, чтобы оправдать Роммеля». По их словам, во всем виноват остается Гитлер, который, вместо того чтобы продолжать натиск на Мальту, растянул коммуникации Роммеля, требуя от него взятия Каира, о чем так мечтал и Бенито Муссолини.

Но у Роммеля, помимо Гитлера и Муссолини, был свой искусный сатана, который и таскал его за собой по пескам Киренаики, чтобы «африканские качели» не переставали скрипеть под стенами Каира, мешая спокойно спать Черчиллю…

Что еще сказать вам? Скажу, что Паулюс обладал холодным, академическим умом теоретика, мало способным к завихрению страстей, зато вот его африканский приятель Эрвин Роммель действовал чаще по вдохновению — «с бухты-барахты», как принято говорить среди нас, русских. Отрицать вдохновение глупо!

Может, именно по этой причине Эрвин Роммель намного раньше Паулюса получил чин фельдмаршала.

Полководцы, желаю вам быть вдохновенными!

* * *

В эти дни Уинстон Черчилль, политик смелый и хитрый, был озабочен военно-политическим вопросом большой важности:

— Как предупредить Сталина, что второго фронта в этом сорок втором году не будет? Но мне, очевидно, предстоит убедить этого восточного деспота в том, что третий фронт против армии Роммеля в Африке и есть тот самый второй фронт, открытия которого с таким нетерпением ожидают русские.

Готовилась операция «Торч» («Факел»), чтобы пламя этого факела разгорелось над Африкой. Но как Африку выдать за Европу? В эти же дни — в далекой Америке — генерал Эйзенхауэр писал еще более откровенно: «Высадка в Северо-Западной Африке (в Марокко) должна начаться в тот момент, когда Германия настолько завязнет в России, что она не сможет снять с Восточного фронта ни одной своей дивизии».