Читать книгу "Император из стали: Император и Сталин. Император из стали - Сергей Александрович Васильев"

– А вы уверены, матушка, что хотите знать то, что знаю я?

Не произнося ни слова, императрица кивнула и застыла в ожидании.

– Послезавтра умрёт королева Виктория и где-то в конце месяца – Джузеппе Верди, – сухо сказал император, опять взяв в руки отложенные документы.

Вдовствующая императрица, ни слова не говоря, встала с софы и, глядя перед собой в пол, вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

– Кажется, не поверила, – с сожалением резюмировал император.

В это же время. Санкт-Петербург

– Одно из народных названий января – просинец – напоминает, что в эту пору день прибывает, чаще показывается солнышко в небесной синеве. Старики говорили: «Январь на порог – прибыло дня на воробьиный скок». Вьюжный месяц – к ненастью летом. Вот, например, сегодня 21 января – день Емельяна Зимнего. Если на Емельяна ветер, как сейчас, дует с юга, то лето будет с грозовыми дождями, – не спеша и с расстановкой втолковывал тоном наставника своему молодому спутнику респектабельный, богато одетый аристократ в длинной двубортной шубе, крытой черным кастором, с шалевым отложным воротником. Впрочем, воротник сейчас был поднят до носа – зимний ветер поддувал решительно. – Жорж, да вы меня совсем не слушаете? – наигранно возмутился наставник, прервав своё повествование о народных приметах, остановившись, повернувшись лицом к собеседнику и уткнувшись тростью в носок его сапога.

– Простите, ваше сиятельство, но у меня совсем нет настроения к изучению фольклора, – нервно, хотя и максимально учтиво, с лёгким поклоном ответствовал молодой человек, одетый в новенький, излишне изящный для такой погоды, мундир гвардейского офицера. – Я не понимаю нашего бездействия! Мы уже имели четыре прекрасные возможности избавить Отечество от узурпатора, но вы так и не дали команду. А теперь вообще отменили акцию! Как это понимать?

– В вас сейчас говорит охотник, а не политик, юноша, – скрипучим тоном ответил тот, кого назвали «ваше сиятельство». – И вы совсем забыли, что устранение узурпатора – это не цель, а средство! Ещё месяц назад оно было годным и ведущим прямиком к известной вам цели, поэтому мы активировали все наши возможности… но сейчас, – он покачал головой и не спеша двинулся по аллее.

Гвардеец задержался на секунду, переваривая услышанное, и зашагал следом, поскальзываясь на плотно утоптанном снегу и чертыхаясь.

– Что изменилось? – капризно забубнил он. – Мы все те же, он всё тот же, почему мы, уже потеряв столько своих людей, не можем довести начатое до конца? Неужели всё зря? Неужели все жертвы напрасны?

– Учитесь держать себя в руках, – несколько раздраженно, но всё же снисходительно ответил ему сиятельство. – Смерть властолюбца сегодня, после объявленных реформ, сделает его народным героем. А нам не нужны герои! Надобно совершенно другое – чтобы от него отвернулись все, включая самых близких и преданных, чтобы его смерть была встречена равнодушно и даже радостно. Только в этом случае мы можем рассчитывать на успех.

– И сколько нам ждать? – с вызовом и надрывом почти выкрикнул гвардеец.

– Думаю, что недолго… Он так широко размахнулся и резво взлетел, что теперь вполне самостоятельно и даже без нашей помощи может свернуть себе шею. Он поставил перед собой абсолютно невыполнимые задачи и имел глупость объявить о них публично. В этих условиях самая верная тактика – скрупулёзное выполнение желаний и распоряжений, каждое из которых будет только усугублять его безвыходное положение. И вот когда он доведет империю до бунта и войны всех против всех, вот тогда мы и скажем своё веское слово. А пока – не будет более рьяных и усердных исполнителей воли государя, чем мы с тобой. Не будем мешать человеку, если он хочет прыгнуть в пропасть!

Аристократ остановился, почувствовав, что снег перестал скрипеть за его спиной. Гвардеец стоял в пяти шагах, насупившись, всем своим видом демонстрируя недовольство услышанным.

– Вам не хватает запаха пороха и звона сабель? – участливо спросил офицера наставник.

– Не вы ли мне говорили, что наша борьба святая и с нами Бог? Так не лучше ли одним ударом покончить с этим делом, чем разводить сомнительные политесы?

– Учитесь внимательно слушать и понимать высшие силы, Жорж! Одному Бог даёт крылья, а другому – пинок под зад. И вроде как оба летят, но какие разные ощущения и перспективы! А если вам ближе армейские порядки, то скажу проще: потрудитесь выполнять приказы, а не обсуждать их!

Офицер картинно прищёлкнул каблуками и взял под козырёк.

– И какие будут распоряжения?

– Отправляйтесь в Москву! Служить! И не хныкать!..

Лев Николаевич Толстой и другие…

– Николай Александрович! – Ратиев выглядел слегка озадаченным, – тут граф Толстой…

– Хорошо, через пять минут я буду готов, – ответил император, оглядываясь вокруг в поисках кителя.

– Да нет, вы не так поняли: графу Толстому в приёмной стало плохо – он без памяти.

Император вскочил с кровати, забыв о собственной слабости. Стены опять покачнулись, но устояли. Ещё чего не хватало, чтобы мэтр русской литературы скончался в приемной самодержца.

– Несите сюда! Быстро!

На вместительную софу стремительно перекочевали подушки и плед. Два дюжих дружинника из казаков, стоящие на карауле, внесли писателя, озабоченно приговаривая:

– Ничего, ваше величество, ничего… сомлел малёхо… ждал вас долго… чичас полегчает…[110]

Лев Николаевич открыл глаза. Нет, скорее не так – он почувствовал, что они вылезают из орбит от нестерпимо острого смрада, который, казалось, взорвал обоняние и уже начал выедать мозг. Инстинктивно дернувшись, он увидел перед собой удовлетворенное лицо императора с каким-то подозрительным флакончиком.

– Смотрите-ка, Иван Дмитриевич, получилось! – улыбнулся монарх, закрывая флакон и пряча его в карман. – С возвращением, Лев Николаевич! Вы уж простите, что не принял вас раньше, сам был не совсем в форме… Лежите-лежите, не вставайте! Сейчас принесут чай, и устроим английский файв-о-клок с русским самоваром.

– Ваше величество… – попытался привстать писатель.

– Лев Николаевич! Прошу вас! Давайте без чинов, или я буду звать вас ваше сиятельство.

– Как прикажете, ваше… Николай Александрович…

– Да можно даже еще проще, – монарх явно пребывал в хорошем настроении, – я же в сыновья гожусь… Лев Николаевич, вы опять бледнеете, давайте десять минут покоя, потом – крепкий сладкий чай. Обещаю – полегчает… А мы пока закончим текущие дела…

Сам того не ожидая, очутившись на государственной «кухне», схоронившись за прикрытыми веками, писатель замер и весь превратился в слух, впитывая в себя обрывки фраз, долетающие до него от бюро, где император и его статс-секретарь составляли список неотложных дел и откуда доносился глуховатый голос монарха, диктующего ответы на доклады и рапорты: