Читать книгу "Ночь с Каменным гостем - Антон Леонтьев"

– Добрый вечер, Дана! – прошелестел звонивший. – Я знаю, что ты узнала меня. Меня зовут Вулк!

– Кранах, это вы? Или это вы, Виолетта? – спросила я, цепляясь рукой за мокрую стенку ванной и напрасно силясь подняться. Черт, в пятку впился осколок бокала!

– Это Вулк! – взвыл мой собеседник. – Я же обещал, что навещу тебя и выну твое сердце, Дана.

Он мерзко захохотал, и я ощутила могильный холод. Что это значит? Кранах и Виолетта никак не могут звонить мне и говорить от имени Вулка, они же находятся в камерах предварительного заключения!

– И вот я пришел, Дана! – выдохнул мне в ухо голос. – Я уже у тебя в квартире, дорогая моя! И только что отрезал голову твоей идиотке-помощнице!

– Вы врете! – дрожащим голосом сказала я. – Вы пугаете меня, но я вас не боюсь…

Горячие слезы текли по моим щекам, меня била нервная дрожь.

– Я всего в пяти шагах от ванной… В четырех, трех, двух…

Я с ужасом увидела, как дверная ручка начала медленно поворачиваться.

– Дана, я пришел! Пришел, чтобы вынуть у тебя сердце! Ибо я – победивший смерть Вулк!

Я пронзительно завопила, телефон вылетел из рук и погрузился в воду. Дверь начала отворяться. Свет в ванной внезапно погас, и меня обступила непроглядная тьма. Дверь распахнулась, и в прямоугольнике нестерпимо яркого света я увидела темную фигуру.

– Я здесь, Дана! – загремел голос с порога ванной комнаты. – Я – Вулк!

Княжна Зинаида Валуйская

Погребение Кароля состоялось неделей позже – проститься с молодым королем пришли тысячи герцословаков. Гроб с его телом был выставлен в кафедральном соборе Экареста, и поток людей не иссякал в течение трех дней.

Венцеслава перевезли в психиатрическую клинику, где заключили в одноместный бокс: он находился под неусыпным надзором врачей. Герцогиня Елена просила Кристиана позволить ей выехать из страны, и он немедленно предоставил матери эту возможность.

Наше венчание прошло в начале февраля в домовой капелле дворца. На нем присутствовали только самые близкие и верные люди: министры нового правительства, друзья Кристиана, а также моя матушка, прибывшая из Парижа, и братец Николя – депутат английского парламента.

Священник соединил нас узами брака, и мы стали мужем и женой. Матушка, не в состоянии сдержаться, плакала, а братец после венчания заметил:

– Кто бы мог подумать, дорогая сестричка, что ты станешь королевой! Ведь когда-то maman едва не стала властительницей Герцословакии, но зато ты вышла замуж за представителя династии Любомировичей. Так что же у вас случилось, говорят, будто в ночь смерти Кароля произошло много занимательных событий?

Я поклялась, что никогда и никому не открою правду, и обманула не в меру любопытного Николя, выдумав безобидную историю. Траур длился полгода, и пятого июля состоялась коронация. В отличие от венчания это была помпезная церемония. Мое платье, изготовленное лучшими парижскими модельерами, было украшено тысячью тремястами двадцатью семью бриллиантами и двумя тысячами шестьюстами одиннадцатью жемчужинами. Я сопровождала Кристиана, облаченного в парадный мундир с золотой, усыпанной самоцветами, саблей. И ему, и мне водрузили на голову древние короны Любомировичей, после чего все присутствовавшие по старинному обычаю склонились до земли.

По красному ковру мы вышли из собора, где нас приветствовали тысячекратными криками «ура» простые герцословаки, собравшиеся для того, чтобы выразить свою преданность и любовь новому королю и новой королеве – Кристиану и мне!

Я смутно помню все события того жаркого и солнечного дня. Тяжелая золотая корона неимоверно давила на виски, в карете было чрезвычайно душно, но придворный этикет требовал мило улыбаться и неустанно махать руками подданным.

Мы прибыли во дворец, с балкона которого Кристиан произнес свою первую речь как герцословацкий монарх. Сменив одеяния, мы открыли грандиозный бал старинным полонезом, и ночное небо расцветил восхитительный фейерверк. На коронации присутствовали представители европейских августейших фамилий и высокородное дворянство.

Оставив гостей веселиться до утра (празднества продолжались в общей сложности еще три недели), мы удалились в королевскую опочивальню. Лакеи бесшумно закрыли за нами дверь, и мы очутились в огромном будуаре, освещенном сотнями свечей.

Кристиан нежно поцеловал меня в губы и прошептал:

– Моя королева, я так мечтал об этом! Я получил от жизни все, что только мог!

Королевская доля оказалась весьма тяжелой – череда приемов и балов закончилась, Кристиан пытался улучшить финансовое положение королевства, весьма, надо сказать, плачевное, в мои обязанности входило посещение детских приютов, больниц и бедных кварталов. По моему распоряжению в Экаресте появились особые дома для младенцев, от которых отказывались родители: младенческая смертность была чрезвычайно высока, очень часто отчаявшиеся матери сами избавлялись от своих чад. Дабы воспрепятствовать гибели малюток, три больницы были оборудованы специальным приемником для детишек – несчастные матери могли положить детей в особый приемник, в комнате у сиделки раздавался звонок, и малыш оказывался в добрых руках.

Кристиан поддерживал мою инициативу, и когда через год после свадьбы, зимой 1925 года, я сообщила ему, что ожидаю нашего первенца, радости моего любимого не было предела. Беременность протекала нелегко, мне пришлось с конца весны затвориться во дворце, где меня окружали акушерки, няньки и горничные.

Профессор Вадуц давно покинул Экарест, его место занял молодой энергичный доктор, рекомендованный премьер-министром. Лейб-медик уверил меня, что, несмотря на некоторый дискомфорт во время беременности, волноваться о здоровье малыша не имеет смысла.

Апартаменты, в которых когда-то проживал Венцеслав, угнетали меня, и по моему распоряжению мы переехали в другие комнаты. Я с трепетом ждала рождения юного принца или принцессы (Кристиан заявил, что ему все равно, кому я подарю жизнь, ибо он намеревался даровать Герцословакии конституцию и предоставить женщинам право занимать престол), которое планировалось на вторую неделю сентября.

Тем летом Кристиан большую часть времени проводил не около меня, а в разъездах. Он с удивительной прозорливостью заботился о судьбе вверенной ему страны, и финансовая ситуация стала постепенно изменяться к лучшему. Европейские и американские банкиры предоставили нам заем, в горной части Герцословакии начали добывать золото, уголь и марганец, в Экаресте был основан завод, выпустивший первый национальный автомобиль.

Я тосковала без Кристиана, но понимала, что такова судьба венценосных особ: для них на первом месте не собственное счастье, а благополучие нации. В конце августа в гости к нам пожаловала делегация заморских воротил, которые желали вложить многие миллионы в химический консорциум. Шумные, говорливые, беспардонные банкиры быстро утомили меня, но так как от их воли зависели десятки тысяч рабочих мест и колоссальные инвестиции, мне пришлось, стиснув зубы, развлекать их пустой беседой.