Читать книгу "Белинда - Энн Райс"

Оказывается, Марти дал ей ключи от своего «феррари» и попросил вывезти меня. Она велела мне сесть в машину, пригнуться и не высовываться до тех пор, пока мы не уедем подальше от Беверли-Хиллз.

Словом, ночка выдалась еще та.

На следующий день мамина сиделка действительно мне позвонила, чтобы сообщить, что с Марти все в порядке, он в отделении интенсивной терапии, но к полудню его переведут уже в обычную палату, а маме дали успокоительного и повода для беспокойства нет. И тут нагрянули репортеры. Сначала они названивали мне по телефону, ну а потом стали караулить под дверью.

Мне хотелось рвать и метать. Я только попробовала открыть дверь, как меня тут же ослепили по меньшей мере шесть фотовспышек. Затем я услышала, как репортерам велели убираться вон. Но всего минуту спустя уже кто-то другой стучался в мое окно. Я выглянула наружу и увидела парня из «Нэшнл инкуайрер», которого периодически отшивала на Сансет-Стрип. Он держал в руках книжечку со спичками, на которой был написан номер телефона. Он уже не впервые делал мне деловые предложения, сопровождая их словами: «Ребенку никогда не помешают деньги на карманные расходы. Зачем отказываться?» Я всегда отвечала, мол, спички действительно никогда не помешают, что повторила и сейчас, а потом резко опустила жалюзи.

Наконец, часов в одиннадцать, я услышала за дверью голос дяди Дэрила. Я впустила его в комнату, и за ним тут же прошли две шестерки из «Юнайтед театрикалз», которые с ходу принялись паковать мои вещи.

Дядя Дэрил сообщил, что уже выписал меня из отеля, и приказал следовать за ним. Вокруг моего бунгало сновали репортеры, но нам удалось благополучно сесть в лимузин, и вот мы уже ехали в сторону дома.

— Белинда, я не понимаю, что на тебя нашло, — сказал дядя Дэрил и, сняв очки, уставился на меня. — Как ты могла поступить так со своей матерью?! Если хочешь знать мое мнение, то это все твоя ненаглядная Сьюзен Джеремайя, втянувшая тебя в съемки порнофильма.

От возмущения я будто язык проглотила, и сейчас я по-настоящему ненавидела дядю Дэрила.

— А теперь, Белинда, послушай меня внимательно, — продолжил дядя Дэрил. — Ты никому не скажешь ни слова о том, что на самом деле произошло. Бонни по ошибке приняла мужа за грабителя. Тебя там даже близко не было. Поняла? Теперь о Марти. Он получил ранение в руку и плечо, но в четверг уже выпишется и возьмет журналюг на себя, а ты закроешь рот на замок и не расскажешь об инциденте ни одной живой душе.

Затем он потряс перед моим носом пачкой бумаг и сообщил, что мой счет в банке закрыт и у меня нет больше денег, так же как и кредита в местах типа «Шато Мармон».

Когда мы подъехали к дому, то, помогая мне вылезти из машины, он так крепко вцепился мне в руку, что у меня остались синяки.

— Так вот, Белинда, ты больше не причинишь вреда своей матери, — заявил он. — Нет, мэм, никогда. Ты поедешь в школу в Швейцарии, где уже никому не сможешь навредить. И ты останешься там до тех пор, пока я не скажу, что ты можешь вернуться.

Я не сочла нужным отвечать ему. Я молча следила за тем, как он поднимает трубку и звонит Триш, чтобы сообщить ей, что все в порядке.

— Нет, Белинды там не было. Абсолютно точно, — говорил он.

Я упрямо продолжала молчать.

Потом я повернулась, прошла в комнату отдыха и села, прижав руки к груди. Меня слегка подташнивало. Я сидела и думала обо всем. Я хочу сказать, абсолютно обо всем, что произошло между мной и мамой. Я вспоминала о том, как она тогда, в Риме, бросила меня совершенно одну; о том, как на Сент-Эспри вдавила в пол педаль газа и направила машину к краю скалы. Я вспоминала о той ее безобразной ссоре с Галло, когда он, чтобы вырубить ее, вливал ей в горло виски. Я тогда попыталась его остановить, но он пнул меня так, что я перелетела через всю комнату. Он с такой силой заехал ногой мне прямо в живот, что я задохнулась. Я лежала на полу и думала: «Если я не могу дышать, значит, я уже умерла».

Вот и сейчас я чувствовала себя примерно так же. Мне трудно было дышать. Я задыхалась. А если я не могу дышать, значит, я уже умерла. Я слышала, как дядя Дэрил говорит с кем-то насчет школы Святой Маргариты и насчет пятичасового рейса на Лондон.

«Этого нельзя допустить, — думала я. — Он не может заставить меня уехать, не дав попрощаться с Марти, поговорить со Сьюзен или с Джи-Джи». Нет, так не пойдет!

Я отыскала глазами свою сумочку, медленно открыла ее и тут же принялась лихорадочно обшаривать ее. Да, паспорт на месте, дорожные чеки тоже. Я знала, что у меня не меньше трех-четырех тысяч в дорожных чеках. А может быть, и больше. Я ведь не один год копила деньги. Определенные суммы оставались у меня после оргии покупок еще в Европе, и потом, я старалась не тратить все карманные деньги, что давал мне дядя Дэрил.

Я как раз застегивала сумочку, когда в комнату вошла мама.

Она только-только вернулась из больницы и еще даже не успела снять пальто. Она посмотрела на меня, но глаза ее были подернуты характерной для нее дремотной пеленой. И тут она заговорила безжизненным голосом накачанного лекарствами человека:

— Белинда, твой дядя Дэрил отвезет тебя аэропорт. И он будет сидеть рядом с тобой, пока не объявят рейс «Пан-Ам».

Я поднялась с места, посмотрела на нее и испугалась, увидев ее каменное лицо и глаза, пылавшие жгучей ненавистью, которую не мог скрыть даже наркотический туман. Я хочу сказать, когда кто-то, кого вы когда-то очень любили, смотрит на тебя с такой ненавистью, то тебе начинает казаться, что перед тобой незнакомец или самозванец, принявший обличье дорогого тебе человека.

А потому я, наверное, считала, что обращаюсь к незнакомке, поскольку никогда в жизни не позволила бы себе говорить с мамой подобным тоном.

— Не поеду я ни в какую школу в Швейцарии! — огрызнулась я. — А поеду туда, куда захочу.

— Черта с два! — воскликнула она, хотя речь ее была все так же слегка заторможенной. — Ты поедешь туда, куда я скажу. Ты мне больше не дочь. И я не желаю жить с тобой под одной крышей!

Я так растерялась, что не знала, что сказать. Я ловила ртом воздух, точно рыба, и изо всех сил сдерживала слезы. Я смотрела на нее в упор и думала: «Передо мной моя мама. Нет, это не моя мама».

— Ладно, я уеду, — наконец выдавила из себя я. — Уеду прямо сейчас. Но я сама буду решать, куда мне ехать. Я хочу встретиться со Сьюзен Джеремайя и сняться у нее в фильме.

— Если ты хотя бы близко подойдешь к Сьюзен Джеремайя, — медленно, почти по слогам, произнесла мама, — я сделаю все, чтобы ни одна киностудия в этом городе больше никогда не имела с ней дела. Никто не вложит ни цента ни в тебя, ни в нее. — Сейчас мама с ее медленными движениями и смазанной речью как никогда походила на зомби. — Нет уж, можешь мне поверить, ни к какой Сьюзен ты не поедешь. Тем более с учетом того, что ты здесь выкинула. И о Джи-Джи можешь даже не мечтать. Я выгнала Джи-Джи из Парижа, и он на всю жизнь зарубил это себе на носу. Я и из Нью-Йорка могу его выгнать. Нет, ты не поедешь к ним и не будешь кормить их сплетнями о нас с Марти. Ты отправишься в ту школу в Швейцарии, как я и сказала. И никакие возражения не принимаются.