Читать книгу "Наивная смерть - Нора Робертс"

«Этим утром я надела юбочку в черную и розовую клеточку, розовые сапожки до колен и белый свитер с цветочками по краю и на рукавах. Я съела на завтрак яблоко, йогурт и гренок из семи злаков, попросила Кору сделать настоящий апельсиновый сок. За это ей и платят. Я позанималась в «Головоломках». Мне становится скучно, надо будет найти способ с этим покончить. Но все-таки мне приятно, что я умнее других учеников. И в балетном классе я лучше всех. Я могла бы стать прима-балериной, если бы захотела.

После «Головоломок» мы с Корой поехали на такси в «Мет». Не понимаю, почему мы не можем вызвать лимузин. Спрошу у папы. Мне нравятся картины, но все, кто писал картины, уже умерли. Я смогла бы стать знаменитой художницей, если бы захотела. И мои картины висели бы в «Мете». И люди платили бы деньги, только чтоб посмотреть на мои картины. Но я лучше буду продавать свои картины коллекционерам. Не хочу, чтобы люди, которые вообще ничего не понимают и не заслуживают, глазели на мою работу».

– Ну и эго у девчонки, – заметил Рорк. Ева оторвала взгляд от страницы.

– Она ведь написала это уже после того, как ее мать позвонила и вызвала их обратно домой. И все равно на каждом шагу «я… я… я». У Миры будет праздник души, когда она это прочтет.

«Я должна была встретиться с мамой в «Зверинце». Мне нравится там обедать, это мое любимое место. Нам пришлось за три недели бронировать столик! Когда я стану знаменитой, смогу пойти куда угодно без всякой дурацкой брони. Люди мне еще спасибо скажут, если я соглашусь пообедать в их ресторане.

А потом я должна была пойти в салон – подстричь волосы и сделать педикюр. Я уже выбрала лак «Карнавал», он с блеском. А потом у Коры зазвонил телефон, и оказалось, что это мама звонит и зовет нас домой. Весь день нам испортила. А когда мы вернулись, мама даже не была одета. Она такая эгоистка!

Но на самом деле это все лейтенант Даллас виновата. Такая вредная! Сначала я подумала, что она ничего, но она противная. Она просто вредная и нахальная дура. Теперь мне придется все исправлять. Опять. Ну, ничего, это даже к лучшему. Моя мама такая слабая и глупая, а папа в последнее время уделяет ей гораздо больше внимания, чем мне. Я это исправила. Это было легко. Самое легкое из всех.

Она прятала таблетки в ящике с бельм. Как будто я не найду! Все, что потребовалось, это приготовить для нее чаю и всыпать в чай таблетки. Точно так же, как в прошлом году с этой старой вонючкой миссис Верси из Кинли-хауз. Но маме пришлось дать больше, потому что миссис Верси была старая и все равно полумертвая».

– Боже милостивый, – пробормотал Рорк.

– Ну да. Я же говорила, могли быть и другие.

И Ева продолжила чтение.

«Я ей велела лечь в постель, и она легла. Послушная, как ребенок. Я на нее смотрела, пока она пила. Это было лучше всего. Она выпила, как я велела, а потом я еще подождала, пока она заснет. Я оставила пустой пузырек прямо там. Когда папочка вернется домой ближе к вечеру, он найдет ее в таком виде. А я буду плакать безутешно. Я уже пробовала перед зеркалом. У меня здорово получается! Все будут меня жалеть и дадут мне все, что я попрошу. Все подумают, что это мама убила этого глупого мистера Фостера и этого противного мистера Уильямса. Это такая трагедия! Мне надо отсмеяться.

Сейчас я немного порисую и послушаю музыку. Я просто буду сидеть у себя в комнате, когда папа придет домой. Его любимая дочка ведет себя тихо, как мышка, чтобы дать мамочке поспать. Пусть поспит. Пусть спит крепко.

Придется мне пойти и бросить этот дневник в утилизатор мусора. Такая досада! И в этом тоже виновата лейтенант Даллас! Ну ничего. Папочка купит мне другой дневник, гораздо лучше этого. Он теперь купит мне все, что я попрошу, и повезет меня, куда мне захочется.

Я думаю, нам с ним надо уехать куда-нибудь, где тепло и красиво, и чтобы там был хороший пляж».

Рорк заговорил не сразу:

– Она это писала, пока ее мать, насколько ей было известно, умирала или была уже мертва в соседней комнате.

– О, да.

– Ей не следовало тратить время на живопись и балет. Ей следовало бы подумать о карьере профессионального киллера. У нее для этого есть все данные.

– Я позабочусь, чтобы у нее была целая куча времени подумать о выборе пути в условиях строгого режима. – Ева еще раз взглянула на дневник, на аккуратный, но еще полудетский почерк. – Давай-ка это скопируем. Хочу, чтобы Мира и Уитни увидели это. Срочно. А потом я хочу прочесть все остальное.

Там было все. Все тщательно задокументировано. Мотивы, средства, возможности, планы, выполнение. Рэйлин не скупилась на детали.

Будь это дневник взрослого убийцы, Ева уже закрыла бы расследование, заковала бы исполнителя в тяжелые цепи и заперла на замок.

Но как действовать с исполнителем в столь нежном возрасте, чей отец – лучший адвокат в городе?

К семи утра Ева уже собрала у себя в домашнем кабинете Миру и Пибоди. Ее шеф Уитни принимал участие в совещании голографически.

– Я не допущу, чтоб ее официально признали невменяемой, – начала Ева.

– Отличает ли она добро от зла? Да, бесспорно, – согласилась Мира. – Ее преступления тщательно спланированы и безукоризненно исполнены. Все ее мотивы направлены исключительно на достижение собственного корыстного интереса. Именно мотивы станут для психиатра, нанятого защитой, аргументом в пользу невменяемости.

– А вы будете выступать на стороне обвинения?

– Да. Разумеется, мне необходимо ее исследовать, но на данном этапе, безусловно, я буду выступать на стороне обвинения. Как бы то ни было, Ева, ее необходимо изолировать, и я надеюсь, что так оно и будет. Иначе она не остановится. – Мира глубоко вздохнула, изучая хорошенькое личико на доске Евы. – Если государственная система ее не остановит, у нее самой нет никаких причин останавливаться. С ее точки зрения убийство эффективно, оно приносит желаемые плоды. Процесс убийства доставляет ей удовольствие, она чувствует свое превосходство. Как бы ни были инфантильны ее желания, посредством убийства они исполняются, а исполнение желаний – это и есть ее основная цель в жизни.

– Ее родная мать, – добавила Пибоди. – Она пишет об убийстве родной матери без малейшего сожаления или хотя бы колебания. Ее это совершенно не смущает.

– Я хочу достать ее с убийством брата. В дневнике он не упоминается. Он исчез с горизонта гораздо раньше. – Ева взглянула на Миру. Та кивнула, подтверждая ее правоту. – Дело даже не в том, что он не стоит ее внимания, времени, упоминания в дневнике, она о нем просто больше не думает. Не думает о том, что она с ним сделала. Ее интересует только «сейчас».

– Вы уже говорили, что добьетесь признания, сделаете так, чтобы она сама захотела вам рассказать, – продолжила Мира. – Но…

– Я добьюсь признания. Вся загвоздка в Страффо. Если он захочет ее защищать, она будет молчать, как рыба. Если она заподозрит, что я смогу использовать ее слова, она воды в рот наберет. Первым делом мне придется пробиться сквозь него. Убедить его.