Читать книгу "Не исчезай - Женя Крейн"

4

Летом 1920 года владельцем старого викторианского здания, раскинувшегося у подножия Зеленых гор (Green Mountains), завещанного колледжу бывшим членом его правления Джозефом Бателлем, оказался Миддлбери-колледж. Тем же летом решено было основать там летнюю аспирантуру английской и американской литературы, разместившуюся во вместительном старом здании. Любе оно напоминает большой дом, дачу где-нибудь на Карельском перешейке, построенную еще финнами в 30-х годах прошлого столетия. Ей на минуту показалось, что она попала обратно в детство, вот сейчас завернет за угол, а там ее велосипед у забора, бабушка ждет с обедом, мальчишки гоняют на самокатах, а впереди долгая, не известная еще, зовущая жизнь.

Программа для будущих литераторов унаследовала не только здание и землю вокруг, но и старое название отеля – «Буханка хлеба». Узнав о новой программе, Фрост тут же предложил свои преподавательские услуги. Но те сто пятьдесят долларов, которые готов был заплатить знаменитому поэту за серию из пяти лекций декан Миддлбери Вилфред Дэвисон, показались Фросту неадекватными, и он отказался.

Тем не менее, когда в 1926 году колледж принял решение организовать здесь летнюю программу обучения писательскому мастерству (под тем же привлекательным хлебным названием), поэт-лауреат посчитал необходимым принять участие в конференции и стал наезжать сюда чуть ли не каждое лето. Он проводил здесь лекции и семинары, и в какой-то момент его кандидатура даже рассматривалась при обсуждении возможных претендентов на пост директора.

Самым знаменательным во всей этой хлебной истории стал 1932 год. Тогда управление литературной конференцией взял в свои руки бывший гарвардский профессор Теодор Моррисон – поэт, известный литературный критик и редактор; но, что самое главное, он был мужем Кэй. Начиная с момента вступления Теда Моррисона в должность Роберт и Элинор Фрост приезжали в Миддлбери неоднократно.

Как и Элинор, Кэй была дочерью священника. Роберт познакомился с ней еще в 1918 году – после своего выступления в литературном клубе. Они встретились вновь в 1936 году, когда Фроста пригласили прочесть курс лекций в Гарварде.

5

Двадцатого марта 1938 года в Гейнсвилле, округ Алачуа, штат Флорида, после обширного инфаркта скончалась Элинор Мириам Фрост, в девичестве Уайт. Сердечный приступ случился, когда она поднималась по лестнице дома на второй этаж. Она не устояла на ногах и упала на колени прямо на лестнице. Фрост с сыном подняли Элинор и отнесли ее в спальню. С момента первого сердечного приступа у нее на протяжении последующих двух дней было еще семь инфарктов, в результате чего она и скончалась.

Роберта не пускали к жене, но он слышал приглушенные разговоры в спальне, голос Элинор и голос врача, ее стоны. Фрост был в таком состоянии, что врач запретил ему подходить к жене. Она ушла, так с ним и не простившись.

Фроста охватывает смятение. Он не может себе представить, что ее уже нет. Что это – предательство? Элинор его оставила, ушла, отказалась от него? Виновен ли он в ее смерти, как все эти годы он считал себя виновным в смерти их первенца? И если виновен, то здесь перемешалось все: его стихи, карьера поэта, его неуемная страсть, эти бесконечные беременности, переезды с места на место, ее желание обосноваться на одном месте, пустить корни и его стремление к перемене мест… и смерть детей, и вечная нехватка денег, и его депрессия…

6

Элинор умерла, ей уже легче, она уже в лучшем мире… или нет ее, нет совсем, а Роберт слег, ему настолько плохо, что он не может присутствовать на ее похоронах. Он потерян, беспомощен, неутешен.

Обезумевший от горя Фрост начинает пить. Неужели он закончит жизнь так же, как и его отец, Уильям Престон Фрост? Оставив пожизненный профессорский пост при Амхерст-колледже, Роберт переезжает из своего дома «Галлей» в Южном Шафтсбери в «Каменный дом» его сына. Старый дом, по его словам, «слишком плох, потому что он полон добрыми воспоминаниями».

Летом того же года он едет в Риптон. Здесь на писательской конференции в Миддлбери-колледже ему впервые за четыре с половиной месяца удается отвлечься от горестных мыслей. Кэй и Тед Моррисон открыли для него не только двери своего дома, но и объятия; они относятся к нему почти как к члену семьи.

7

Ферму «Гомер Нобл Фарм» Роберт покупает в качестве летней резиденции. Почти каждое лето, приезжая в Миддлбери, он теперь останавливается на этой ферме. В самом доме поселились и Моррисоны с детьми. С этого момента и до самой смерти Фроста Кэй исполняет роль его секретаря: заведует бумагами, перепиской, организовывает, координирует выступления, согласовывает с ним расписание жизни поэта… и, возможно (этого так никто и не смог достоверно подтвердить), становится его любовницей. Известно, что он несколько раз делал ей предложение, уговаривал закрепить их отношения официально, но каждый раз она ему отказывала. Что совершенно очевидно, Кэй становится последней и самой страстной его любовью…

По утрам Кэй проводила несколько часов в резиденции Фроста, разбирая бумаги. Он почти ежедневно принимал участие в семейных трапезах Моррисонов, у которых было трое детей; и Фросту кажется, что его жизнь постепенно налаживается.

Личных гостей, литературных визитеров он принимает не в самом доме, а в расположенном поблизости коттедже.

Фрост гулял часами, один и вместе с посетителями; он обошел все тропинки, леса, дороги, собирая дикие цветы и разглядывая растения. Возможно, он до сих пор бродит здесь. Возможно, дух его витает над папоротниками у подножия гор.

В 1964 году, через год после смерти Фроста, на домике была установлена небольшая табличка:

Robert Frost 1874–1963

A distinguished American Poet by recognition and a Vermonter by preference.

Robert Frost was Poet Laureate of Vermont and for many years «First Citizen» of the Town of Ripton.[106]

8

К моменту приезда Любы в бывшем доме Роберта Фроста начались восстановительные работы. Остановившись в крохотном мотеле неподалеку от фермы (мотель назывался «Серая лошадь», Любе понравилось название), оставив вещи в номере, она тут же отправилась к дому Фроста. Надо сказать, что Роберт ей больше не являлся. Она прогнала его, и он ушел. Возможно, это было признаком душевного оздоровления, а возможно, ее невроз проявлялся отныне в лихорадке беспорядочных передвижений в пространстве.

Около дома стояли дощатые ящики, оклеенные пленкой, тут же был припаркован небольшой грузовик, заляпанный дорожной грязью – накануне шел дождь.

– Кто здесь главный? – спросила Люба рабочего в желтой робе.