Читать книгу "О том, чего мы не можем знать. Путешествие к рубежам знаний - Маркус Дю Сотой"

– Если вы доведете эту позицию до логического конца, вы придете к солипсизму.

Когда Кох высказывает эту философскую позицию, в его голосе слышится безнадежность, подтверждающая в очередной раз, что знание чего бы то ни было, находящегося вне нашего собственного разума, никогда не может быть несомненным. Мы снова возвращаемся к утверждению Декарта о том, что единственная вещь, в которой мы можем быть уверены, – это наше собственное сознание.

– Да… с одной стороны, солипсизм логически непротиворечив, но с другой стороны, крайне маловероятно, чтобы мозг каждого человека был таким же, как мой, разве только сознанием обладаю только я, а вы все только притворяетесь. Да, в это можно верить, но все это не очень правдоподобно.

Думал ли Кох, что те, кто настаивает на неразрешимости трудной проблемы, должны сомневаться в познаваемости чего бы то ни было вообще? Если принять такую крайнюю точку зрения, не будет ли ее неизбежным следствием скептическое восприятие мира?

– Именно, и мне кажется, что это не очень интересно. Конечно, можно быть крайним скептиком, но проще от этого не становится. Любая теория, такая как ТИИ, в конечном счете сводится к соотношениям идентичности. Эта теория – как и другие, подобные ей, – утверждает, что опыт идентичен некоторым состояниям в чрезвычайно многомерном пространстве квалиа, расширяемым многообразием тех состояний, которые может иметь ваша система. Оно сводится к конфигурации, созвездию, многоугольнику в этом многомерном пространстве. Это и есть опыт. Это и есть ощущение быть собой, и оно в принципе предсказуемо… оно может быть определено эмпирически, потому что я могу сказать: «Ага, Маркус, сейчас вы видите красный цвет» или «А теперь вы испытываете опыт обоняния розы». Я могу провести сканирование фМРТ и увидеть, что возбуждены ваши нейроны, относящиеся к запаху розы, или ваш участок, отвечающий за восприятие цвета. Так что в принципе это совершенно эмпирический проект.

Кох считает, что ничего лучшего с точки зрения объяснения сознания получить и нельзя. Эта методика очень хорошо соответствует тому, что можно было бы назвать научным исследованием сознания. Разве не было бы достаточно выявить в мозге структуру, которая всегда коррелирует с получением опыта, который возникает, например, при ощущении боли, или красного цвета, или радости? Это можно проверить на опыте. И если такое соответствие получается в каждом опыте, разве нельзя сказать, что мы узнали, что представляет собой ощущение красного цвета, а следовательно, что мы можем использовать такое знание для того, чтобы компьютер также испытывал ощущение красности?

Убежденные мистерианцы скажут, что при этом мы не получаем объяснения того, как такая сеть создает ощущение, испытываемое от тех или иных чувств. Но не значит ли это требовать слишком многого, вплоть до впадения в солипсизм, который неизбежно приводит к скептической точке зрения, согласно которой о Вселенной вообще ничего нельзя утверждать? Мы понимаем, что ощущение тепла сводится всего лишь к движению атомов. Никто не утверждает, что мы не можем объяснить, почему при этом чувствуем тепло. Мы выяснили, что есть тепло. Мне кажется, что Кох сказал бы то же самое о сознании.

С теоретической точки зрения эта идея очень привлекательна, но мне хотелось бы знать, думает ли Кох, что когда-нибудь мы сможем узнать при помощи фМРТ или какой-нибудь еще более замысловатой технологии, что на самом деле испытывает человек. Или эта задача так и останется слишком сложной?

– Это задача прагматическая. С той же проблемой столкнулась в XIX в. термодинамика. Точный подсчет тут невозможен. Но, по крайней мере, для простых систем, для какого-нибудь жалкого десятка нейронов, существуют точно определенные выражения, которые дают совершенно однозначный ответ. Ограничение максимального числа нейронов, поддающегося анализу, составляет большую практическую проблему. Сможем ли мы ее преодолеть? Не знаю, потому что ее сложность возрастает экспоненциально с ростом числа нейронов, и это действительно плохо. Но это уже другая проблема.

Создание разума

Самое главное испытание нашего понимания того, что образует мое «Я», сводится к проверке нашей способности создать искусственный мозг, который обладал бы сознанием. Каковы перспективы появления приложения для моего смартфона, имеющего настоящее сознание? Вообще-то люди уже хорошо умеют создавать сознательные существа. Мой сын – пример того, как мы умеем комбинировать разные клеточные структуры, яйцеклетки и сперматозоиды, которые, объединяясь, получают набор средств и инструкций по выращиванию нового организма, обладающего сознанием. По меньшей мере я предполагаю, что у моего сына есть сознание, хотя иногда по утрам может показаться, что он скорее относится к категории зомби.

Прямо сейчас осуществляются несколько поразительно грандиозных проектов, направленных на анализ схемы человеческого мозга с целью его моделирования в компьютере. Проект «Человеческий мозг» (The Human Brain Project), задуманный Генри Маркрамом, предполагает всего за десять лет создать работающую модель человеческого мозга, которую можно будет загрузить в суперкомпьютер. «Это будет бозон Хиггса для мозга, Ноев архив разума», – заявил Маркрам. Комиссия Европейского союза выделила на осуществление его мечты грант размером в миллиард евро. Но, когда его цель будет достигнута, будет ли такая модель обладать сознанием? К моему удивлению, Кох так не думает.

– Предположим, проект мозга Генри Маркрама будет успешным и мы действительно получим эту идеальную цифровую копию человеческого мозга. Она, конечно, будет уметь говорить, потому что раз это точная копия мозга, значит, в ней есть и модель центра Брока, который отвечает за владение языком. Но такой компьютер не будет сознательным существом. Возможно, в нем будет минимальное значение Ф на уровне пары транзисторов, но он никогда не сможет ощутить ничего похожего на то, что испытывает мозг.

Дело в том, что предложенный Тонони коэффициент Ф отражает природу причинно-следственных связей внутреннего механизма, а не поведение входящих и исходящих сигналов. В типичной схеме соединений, существующей внутри компьютера, каждый транзистор в центральном процессоре может быть связан максимум с четырьмя другими транзисторами. Значение Ф такой схемы чрезвычайно мало, и, по мнению Коха, это соответствует низкому уровню сознания. Интересно отметить, что такая абсолютно точная модель должна будет громогласно утверждать, что она обладает сознанием, что у нее есть внутренний мир. Но Кох считает, что это только разговоры.

– По сути дела, это похоже на создание компьютерной модели черной дыры: смоделированная масса не влияет на реальную массу, существующую вокруг компьютера. Такая компьютерная модель никогда не сможет искривить пространство, окружающее ее. Точно так же можно создать в компьютере модель сознания, но такое смоделированное сознание не будет ничего испытывать. В этом и заключается разница между моделированием и воссозданием. Сознание возникает из причинно-следственных связей механизма. Оно обладает физической сущностью.

Сознание зависит от способа организации сети. Тот же принцип применим и к зомби-сети, созданной Тонони из десяти нейронов. Поразительно то, что тот принцип, который Тонони использовал для превращения сети из десяти нейронов с высоким Ф в зомби-сеть с нулевым Ф и точно такими же входящими и исходящими сигналами, можно применить и к сети человеческого мозга. Обе сети будут демонстрировать одинаковое поведение на уровне ввода-вывода, но вследствие различий в переходах их внутренних состояний коэффициент Ф одной из них будет высоким, а другой – нулевым. Но можем ли мы быть уверены, что это означает, что одна из них имеет сознание, а другая принадлежит зомби?