Читать книгу "Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции - Борис Носик"

Тогда же парижская «Газет дез Ар» присвоила Малевскому-Малевичу печальное, но почетное звание «художника-одиночки»: «Редко бывает, чтобы абстрактный художник перешел к фигурации. Это случай Малевского, художника-одиночки, который после длительного периода медитации и художественной экспрессии показывает нам чистейшие пейзажи Франции и Израиля, совершенно оригинальные по композиции и колориту, залитые солнечным светом, прозрачным и всепроникающим… Города и деревни легенд, холмы, летящие к высоким горизонтам, и марины, где все только небо, земля и вода…».

Нью-йоркская и парижская печать сообщала о «легкой и прозрачной» кисти Малевского-Малевича, о его «феерической игре света». Но, конечно, с большей обстоятельностью обращалась к живописи С. С. Малевского-Малевича русскоязычная парижская печать. Вот что, к примеру, писала в 1961 году в русском журнале «Возрождение» покойная супруга Жана-Клода Маркаде Валентина Васютинская-Маркаде: «Прирожденное чувство пространства, чтобы не сказать просторов, лиризм и поэзия композиции опираются у Малевского на особую технику письма, присущую Клее и Кокошке, которая заключается в наложении красок контрастными цветными квадратами, позволяющими художнику добиться самых разнообразных сочетаний тонов, вечно новой игры оттенков, счастливо избегая ненужной фотографической точности натурализма…

…Выражая свои ощущения, он преображает природу, но не уродует Божий мир, стремясь лишь отразить душевные стороны жизни…».

По поводу последней выставки Малевского-Малевича престижный журнал «Ле Ревю де Де Монд» сообщал своему элитному читателю: «Прошлую свою выставку Малевский с большой виртуозностью посвятил исключительно волнам океана. На этот раз 40 его картин, наоборот, очень разнообразны по сюжетам. Его цветы и фрукты написаны с сухой точностью, в празднике красок. Пейзажи Андорры, Лангедока, Испании, Прованса позволяют ему показать свой дар колориста. Нам особенно понравился „Замок в Бургундии“, в темно-зеленых красках, рождающих впечатление таинственности. Эти крепкие бургундские зеленые контрастируют с нежно-зелеными провансальскими, бесконечно увеличивая перспективу… чтобы передать атмосферу местностей, утомленных жарой, Малев ский употребляет с большим мастерством все оттенки желтых».

О любви художника к свету, об утонченной поэме, создаваемой композицией Малевского-Малевича, «о фантастическом, страстном и глубоко личном», что таится в его фактуре, о его манере и непрерывном ее обновлении взахлеб писали и «Насьон франсез», и «Ла смен де Пари» и прочие, ныне давно забытые органы печати. Русские газеты не верили, впрочем (в отличие от французских), в «одиночество» Малевского-Малевича. Его без труда пристегивали и к «русской», и к «парижской» школам, к Ланскому, Старицкой, даже к де Сталю. И потом, всегда рядом с ним была его энергичная журналистка-супруга Зинаида Алексеевна Шаховская, более известная как «княгиня Шаховская», редактор знаменитой русской газеты. Когда я познакомился с ней, она была уже на пенсии, выпустила свой «Русский альманах», где нашлось место для художников «русской школы» и для покойного мужа тоже. Она не любила вспоминать о его евразийстве и с понятной осторожностью забывала о его политических амбициях. Зато она охотно рассказывала мне о В. В. Набокове, с которым дружила в середине 30-х годов, и жаловалась на то, что евреи отходят от русской литературы (в Москве как раз в то время их обвиняли в том, что они ни за что не хотят отходить от русской литературы). Отходя, евреи увели с собой и Набокова, считала она… А в общем, была она ко мне очень добра и часто вспоминала в наших беседах о муже-художнике. Слушая ее рассказы о нем, я думал о том, что живопись, наверное, не соглашается на совместительство и требует всей жизни. Или даже смерти — как потребовала от бедняги Ван Гога или бедняги де Сталя…

Несколько мелких советов для любителей искусства, путешествующих по Франции

После стольких сообщений за упокой покинувших нас с Вами соотечественников-художников хочется отыскать для Вас что ни то радостное (то бишь за здравие). Жизнь-то продолжается, и жизнь прекрасна. И среди прочих прекрасных вещей в этой жизни — путешествия, в том числе и заграничные.

Автор этих строк чуть не полжизни провел в путешествиях, причем в разгаре самых своих бродяжьих российских годов еще и мечтать не смел, что когда-нибудь выпустят «за бугор». А потом вдруг пошло-поехало… Французские консульства, говорят, нынче в панике: не успевают визы давать россиянам, такой наплыв и энтузиазм. И ведь выпускают, пока что выпускают… Посочувствуем французским диптруженикам и понадеемся, что они себя не обидят. Для нас главное пока — что выпускают, даже и «беспартийных», не умучив на «выездной комиссии» райкома.

К услугам выезжающих теперь есть бесчисленные турагентства, вполне славные среди них: «Эволюсьон вояж» Саши Бельчикова, «Интерлинк» Натальи Николаевны, или автобусное Нины Иконниковой, или московское «Старый город» Елены Поповой, гиды есть замечательные, вроде Анны Ивановны Шрамко, Галины Ивановны, красавицы Катеньки Семеновой, гениального питерского врача Левы Барона (спасибо ему за маршруты, составленные по моим книгам), вроде всезнающей репатриантки Аси Вишневской. Но только у них все же до всего руки не доходят, да и все находки их «кусаются». А наши, хотя и скромные, включены уже в книгу, Вами купленную.

Надеюсь, что и у тех из читателей, кто приезжает во Францию первый раз, есть какие ни то «воспоминания» об этой стране, есть какие-нибудь следы, которые их волнуют. Путешествие «по следам» бывает интереснее, чем путешествие в ненаселенном вакууме. А по части «следов» Париж, думается, и для россиян — первый город на земле (кроме разве городов России или, как выражался один командировочный, «если б не было такой земли Москва»). Лет двадцать тому назад предложили мне рассказывать об этих следах по здешнему Международному Радио, и вот с тех пор все рассказываю, и следы находятся все новые. Два года тому назад решил, что всего не охватить, пойду по следам художников: у них вкус отличный, и жизнь бурная, и свободы много (хотя, может, денег недостаточно), так вот и посегодня это мое радиопутешествие длится. Короче говоря, кое-какими наводками я готов здесь поделиться (они, правда, и в книге нашей есть, но ведь длинный книжный текст нынче не всякий осилит, так что нетерпеливый может заглянуть в Приложение).

Начинать надо с Парижа. У южной, Версальской, заставы Парижа (Porte de Versaille), близ Данцигской улицы (rue de Dantzig), как ни в чем не бывало стоит в самом начале Данцигского проезда это странное круглое здание, былой винный павильон со Всемирной выставки 1900 года… Это и есть знаменитый «Улей», колыбель Парижской школы, которую прославили уроженцы окраин былой Российской империи, художники, чьим полотнам была тогда рупь цена, а нынче уже перевалила цена за многие десятки и сотни мильонов. Тут они все начинали: и Шагал, и Архипенко, и Сутин, и Цадкин, и Кремень, и Воловик, и Кикоин… Но, конечно, и Модильяни помнят эти странные клетушки студий, и Фернана Леже, и Аполлинера, и Сандрара, и Зину… И вот чудо: сейчас еще в «Улье» живут художники. А добраться туда просто, можно от центра на метро до Конвансьон, а дальше пешком: всей езды четверть часа, а пешего ходу (они-то по бедности и по молодости пешком ходили оттуда) не больше часу.