Читать книгу "Эйзенхауэр - Лариса Дубова"

Что же касается медицины, то доктор Снайдер, великолепно знавший не только состояние здоровья своего единственного пациента, но и его склад ума, считал, что, скорее всего, в случае вторичного избрания срок его жизни (американцы говорят life expectancy — ожидаемый жизненный срок) увеличится. Он говорил об этом с Мейми, которая с ним полностью согласилась, добавив: «Я просто не могу поверить, что работа Айка завершена».

Во время одного из визитов к шефу пресс-секретарь Хагерти показал ему газету «Геральд трибюн» со статьей известного журналиста Дэвида Лоуренса, который предположил, что если доктора позволят Эйзенхауэру продолжать политическую деятельность, он скажет: «У меня нет особого желания занимать общественный пост. Но если люди захотят, чтобы я служил, я подчинюсь их воле и буду служить в случае избрания». Прочитав, Дуайт рассмеялся и заявил: «Это как раз те слова, которые сложились у меня в уме».

Он продолжал рассуждать о возможных кандидатурах от Республиканской партии, при этом не называл Никсона, считая, что тот малоинициативен и еще не годится в президенты, вроде бы забыв, что в случае его кончины Никсон автоматически займет этот пост. Высокая оценка Ричарда Никсона как исполнителя конкретных президентских заданий сочеталась с неверием в его шансы победить в избирательной гонке, особенно со стороны советников Эйзенхауэра, которые придерживались либеральной ориентации, в том числе Адамса.

Руководителю аппарата Белого дома удалось почти полностью убедить Эйзенхауэра. После Рождества президент объявил, что отзывает у вице-президента полномочия руководителя и полностью возвращается к исполнению своих обязанностей. Вернувшись в Белый дом, он прежде всего пригласил к себе Никсона и, к его удивлению и разочарованию, предложил ему уйти в отставку, предлагая взамен любую министерскую должность, за исключением постов госсекретаря и министра юстиции. Лучше всего было бы, если бы Никсон стал министром обороны, заявил Эйзенхауэр. Доводы, что так он получит опыт в администрации и увеличит шансы на выборах 1956 или 1960 года, впечатления на Никсона не произвели. Он понял, что Эйзенхауэр просто хочет от него освободиться. Беседа завершилась безрезультатно. Добровольно уходить в отставку Никсон отказался, а увольнять его Эйзенхауэр не желал — и потому что в определенной мере ценил вице-президента, и потому что не хотел подрывать свой авторитет у правых республиканцев.

К началу 1956 года Эйзенхауэр принял решение: если врачи дадут согласие и если он будет выдвинут снизу, он будет участвовать в президентских выборах. В середине февраля он лег в военный госпиталь на обследование. Заключение медиков было обнадеживающим: «Шансы президента таковы, что он сможет вести активный образ жизни от пяти до десяти лет». Получив это оптимистическое заключение, Эйзенхауэр на пресс-конференции 1 марта объявил, что он не будет возражать против выдвижения своей кандидатуры на республиканском съезде, которому предстояло собраться летом.

Такое заявление, имея в виду авторитет и влияние Эйзенхауэра в стране и в партии, было равнозначно его выдвижению. Естественно, журналисты сразу же стали спрашивать о кандидатуре вице-президента. Ни на прямые, ни на косвенные вопросы Эйзенхауэр не отвечал. Более того, когда репортеры стали слишком настойчивыми, он отрезал: «Я не стану больше говорить на эту тему. Я уже заявил, что мои чувства восхищения вице-президентом и уважения к нему всеобъемлющи… Я весьма ценю его, но не скажу больше ни слова по этому поводу». Подобные вопросы задавались и на других встречах с прессой, и каждый раз журналисты получали то спокойные, то раздраженные, но по существу одинаковые ответы Эйзенхауэра.

Он продолжал колебаться — в основном из-за перенесенного инфаркта и опасений (несмотря на заверения медиков), что может не дожить до завершения второго президентского срока, в результате чего Никсон, если станет вице-президентом, автоматически очутится в президентском кресле. Но более достойного человека он так и не нашел. Наконец 9 апреля, пригласив Никсона в Овальный кабинет, Эйзенхауэр, ранее предлагавший ему отставку, вдруг заявил: «Если вы ответите “да”, то я буду рад, что вы решите баллотироваться вместе со мной», — правда, попросив не торопиться с решением.

Можно полагать, что Никсон был готов тотчас ответить согласием, но правила приличия требовали выждать некоторое время. 26 апреля, попросив президента об аудиенции, Ричард заявил: «Я считал бы честью для себя продолжать свою службу в качестве вице-президента вместе с вами». И на этот раз Эйзенхауэр сделал хорошую мину, объявив, что он очень доволен новостью.

В действительности президенту приходилось мириться с реальностью: при всём критическом отношении к Никсону он за эти годы не смог подготовить себе такого первого помощника, который устраивал бы его во всех отношениях.

Не весьма охотно соглашаясь на кандидатуру Никсона как running mate (напарника, соратника по предвыборной гонке), Эйзенхауэр подсознательно, инстинктивно чувствовал порочные черты натуры своего вице-президента, которые проявились значительно позже в Уотергейтском скандале со шпионажем за избирательной кампанией Демократической партии в 1972 году, в результате которого спустя два года Никсон был вынужден уйти в отставку под угрозой неминуемого импичмента.

Кризисы 1956 года и избирательная кампания

Президент вынужден был заниматься не столько избирательной кампанией, сколько решением кризисных проблем. При этом внутренние дела, хотя и не были полностью забыты, несколько отошли на второй план. Именно в предвыборные месяцы в Министерстве юстиции был, наконец, подготовлен законопроект о гражданских правах, который Эйзенхауэр счел умеренным. В июле проект был направлен в Конгресс. Палата представителей одобрила его бюрократические разделы — о создании комиссии по расследованию расовых проблем и формировании в Министерстве юстиции отдела по гражданским правам. Из проекта были исключены разделы о гарантиях права голоса независимо от цвета кожи и об ответственности федеральных властей за реализацию закона в отдельных штатах. Тем не менее в сенатской комиссии по юридическим вопросам документ был забаллотирован.

Эйзенхауэр не пострадал в результате этой неудачи — цветные избиратели теперь видели в нем борца за их интересы, а белые расисты успокоились, так как непосредственная опасность от них отодвинулась.

Что же касается международных лозунгов избирательной кампании, то главным из них продолжало оставаться требование «освобождения» Восточной Европы. Поначалу казалось, что в этом вопросе на помощь Эйзенхауэру пришли советские руководители, прежде всего Н.С. Хрущев. На весь мир прозвучал сенсацией его «секретный» доклад на XX съезде КПСС 25 февраля 1956 года «О культе личности и его последствиях». Этот доклад не был последовательным, не содержал комплексного разоблачения политики Сталина и в целом тоталитарной системы. В докладе обращалось внимание в основном на преследование Сталиным партийных кадров, но не было ни слова о преступлениях режима против крестьянства, интеллигенции, всего народа, особенно в период Большого террора 1936–1938 годов. Польско-американский историк Энн Аппельбаум с полным основанием полагает, что Хрущев «сказал полуправду, поскольку, рассказывая о преступлениях Сталина, умолчал о собственном участии». По ее мнению, целью доклада было не только освобождение соотечественников, но и запугивание партийных оппонентов, также участвовавших в репрессиях. В то же время доклад был исключительно важен, так как положил начало разоблачениям сталинских преступлений, а в более широком смысле — кризису тоталитарной системы в СССР.