Читать книгу "Золотой день - Яна Темиз"

О вас эта информация есть, и она нас устраивает. Не беспокойтесь, все это строго конфиденциально, и вам не придется вникать в политические дела, это не ваша профессия. Вы по-прежнему будете заниматься финансами, только масштабы вашей деятельности будут совсем другими, вот, взгляните.

И он взглянул. Они все рассчитали правильно, у каждого есть своя цена, есть то, от чего человек не может отказаться. Он, Эмре, во всяком случае, не смог. Взглянув на предложенные ему бумаги и схемы, он уже не смог бы вернуться к прежнему взгляду на мир – просто потому, что у всех чисел из тех документов было на два-три нуля больше, чем у тех, с которыми он привык иметь дело. Эти нули – нули, какая насмешка судьбы! – моментально перевесили все: они оборачивались то шикарной виллой, то теми самыми бриллиантами для жены, то новой сверкающей машиной.

Нули превращались в золото, в дорогие вина, в легкие меха, в уверенную походку, они многозначительно подмигивали и обещали, обещали… современный офис, полеты первым классом, все самое лучшее.

Интересно, как он говорил с этим чиновником, что посулил ему? Или все проще: ему было достаточно одного нуля, прибавленного к его жалкой зарплате? Что он так смотрит, чего хочет? Они подослали его или он так глуп, что явился сам?

Эмре быстро притянул Азиза за лацкан пиджака и, отметя резким жестом все его готовые высыпаться удивленные фразы, вытолкнул за дверь квартиры. Закрыв ее за собой, он кивком указал в сторону лестницы. Все это было настолько неожиданным, что Азиз, не успев ничего возразить и сказать, последовал за ним.

– По лестнице мы не ходим, – тихо и зло выговорил Эмре, остановившись на лестничной площадке, – вряд ли они и сюда понатыкали свои микрофоны.

– Какие еще…

– Не прикидывайся идиотом. Через пять минут я должен быть внизу и продолжать свою прекрасную деятельность. Так что времени на эти игры нет. Я сказал: я принял все условия, я буду делать то же, что делал раньше. Это все? И не тебе, который приставил к нам эту шпионку, изображать невинность. У нас все прослушивалось, разве нет? Иначе откуда бы они узнали, что Лили уговаривает меня все бросить и уехать из Турции?

Азиз услышал только то, что сумел.

– Ты имеешь в виду Гюльтен? Разве она шпионка? Я думал… мне велели…

– Думал? Никто из нас ничего не думает! Думают за нас другие. Шпионка и убийца, и тебе это прекрасно известно. Они подослали ее к нам, как только почувствовали, что я готов отойти от дел. Как же я сразу не понял, что надо было молчать?! Мы могли бы уехать, скрыться…

– Зачем, Эмре-бей? Зачем скрываться? Разве Ходжа?..

– Разве он кого-нибудь отпустит, наш Ходжа? Особенно меня, знающего, откуда и куда идут деньги? Они объяснили мне, что к чему, объяснят и тебе. Если ты, конечно, захочешь вырваться. От них не уходят – или уходят так, как Лили. И эта журналистка, черт бы ее побрал!

– Значит, и она?..

– Она! Она все и начала, – Эмре запнулся, так и не выговорив следующего слова.

Что я делаю, боже мой?! Остатков разума лишился, не иначе. Что я говорю – и кому?! Этому тихоне, подлецу, который подослал убийцу ко мне в дом, который неизвестно зачем явился сюда, выспрашивает, прикидывается ничего не понимающей овечкой, а сам помалкивает. Они послали его, чтобы выяснить, что еще я знаю, и я снова купился, господи! Нет, больше ни слова, никому, ни о чем! Даже с полицией я не вел себя так глупо, а сейчас!

Хотя и с полицией…

Увидев Лили, он все понял сразу. Это было послание, совершенно понятное и недвусмысленное. Следующим будешь ты. Мы знаем, что ты готов предать нас, и предупреждаем. Теперь ты наш, не отмоешься.

А вот и нет – возмутилось тогда что-то внутри него. Я не поддамся и спутаю вам все карты. Что вы здесь инсценировали – суицид или убийство? Если второе, то кто подозреваемый – я? Конечно, в первую очередь муж. Но зачем тогда было вызывать меня в Стамбул и создавать мне бесспорное алиби? Впрочем, Эмре не мог определить, когда умерла Лили, он с трудом заставил себя дотронуться до холодной руки, как будто это могло подсказать ему выход, и подумал об отпечатках пальцев.

Он смотрел на стакан, не притрагиваясь к нему, и думал. Чьи на нем отпечатки? Не настоящего убийцы, это понятно. Следовательно, либо Лили, либо мои. Проще простого, если постараться и все спланировать заранее.

Достав из кармана салфетку, он осторожно взял стакан и понес его на кухню. С трудом втиснул его в посудомоечную машину, заметив, что посуда в ней уже чистая и что надо будет потом включить ее снова, потом той же салфеткой, едва удерживая за самый кончик, взял с полки другой стакан, налил в него немного воды и отнес в спальню.

Теперь полиция ухватится за это дело, не сможет не ухватиться. Он сам заставит их шевелиться: убита его жена, он имеет полное право требовать серьезного расследования. Если они что-то упустят, он найдет способ указать им на этот стакан. Как это – самоубийство, а отпечатков нет? Ищите убийцу, господа полицейские, делайте вашу работу, и пусть те, кто убил Лили, побеспокоятся. Он представил себе, как попадет исполнителю, как он выйдет из доверия, какие начнутся разборки по поводу плохо проведенной операции, а полиция, глядишь, что-нибудь и раскопает.

Он ни на секунду не задумался, кто и как мог заставить его жену принять то роковое лекарство. Он давно не любил ее, почти презирал за снобизм и жадность, подумывал о разводе, но более важных дел всегда оказывалось больше, чем времени, и все оставалось, как было.

Действовал он быстро и молча, стараясь даже на кухне не издавать никаких звуков. В Стамбуле ему дали понять, что его разговоры прослушиваются, и он решил быть предусмотрительным. Вдруг прослушивают не только телефоны, но и всю квартиру? Ведь как-то они узнали об их разговорах с Лили, а они велись отнюдь не по телефону.

«Ты можешь снять столько денег с этих счетов, сколько захочешь, – говорила Лили. – Если боишься, не бери слишком много. Или бери понемногу и не сразу, чтобы это не бросалось в глаза. Не мне тебя учить, ты наверняка знаешь, как это делается. Переведи около миллиона, не больше, чтобы не зарываться, в Швейцарию, потом придумай что-нибудь, например, что ты тяжело болен, и отойди от дел. Омер поможет тебе вложить эти деньги куда-нибудь, или вы их перепрячете так, чтобы запутать следы, – словом, никто никогда не докажет, откуда они взялись. И уедем в Штаты. Европа маленькая, все на виду, сам знаешь. А жить и вечно прятаться я не намерена. Ты ввязался в это дело, ты и выкручивайся. Гюзель говорит…»

Черт бы ее побрал, эту Гюзель! «Говорит»! Еще как говорит, куда больше, чем нужно. Кстати, с ней он разговаривал не дома и не по телефону, она вызвала его в какое-то кафе на набережной, волны шумели, музыка играла, подслушать их было невозможно, если только не закрепить микрофон прямо на лацкане пиджака. Тогда почему же и она?..

Почему ее тоже убрали, думал Эмре, ведь в Стамбуле речь шла только о нем самом. Лили почти не говорила о Гюзель, ее волновали только собственные проблемы и деньги, или они все-таки общались по телефону, а он об этом не знал?