Читать книгу "Падшие в небеса. 1997 - Ярослав Питерский"

– Нет, ты так не можешь говорить, и даже думать, ты это знаешь, но насильно так говоришь и заставляешь свой разум так думать. А это плохо ведь, как сказано: человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе, и не спасет нечестие нечестивого…

Клюфт зажмурился и застонал:

– Да, это верно, верно,… ты опять на словах прав и спорить с этим нельзя… но мой внук…

Богослов сделал три шага и сел рядом с креслом на пол, плащ он подстелил под себя. Его взгляд коснулся телевизора.

– Твой внук обычный грешник. Как и ты. И он идет по той дороге, которую выбрал, как шел когда-то ты.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что он пошел по твоим стопам. Он ведь твой наследник?

– Это что, с ним так было решено, или…

Иоиль покачал головой:

– Нет,… просто сказано: есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это суета.

Клюфт хлопнул ладошкой по подлокотнику кресла:

– Как суета?! Он же мучается не за свой грех?!

Иоиль откинулся назад и лег на бок, подперев голову рукой.

– И что?! На земле много кто мучается не за свои грехи, тут никого не удивишь,… люди сами это допускают.

– Да, но это же несправедливо?

Богослов тяжело вздохнул, он повернулся и посмотрел на экран телевизора. Всматриваясь в фигурки за голубым стеклом, Иоиль как-то загадочно сказал:

– Да, справедливость и человек порой разные значения. Так уж устроен человеческий мир. Человечество до сих пор не может построить идеального общества. И знаешь почему?

Клюфт непроизвольно тоже покосился на экран. Старик завороженным голосом спросил:

– Почему?

Иоиль тихо рассмеялся, затем ответил:

– Потому, что идеальное общество, должны строить идеальные люди…

– Кто?!

Богослов медленно поднялся и, поправив плащ, сел в кресло, что стояло рядом.

– Идеальные люди… не пугайся. Тебя насторожило название, а не значение слова. Да, некоторые говорили о таком понятии, как идеальный человек, но они лгали. И потому у них ничего не получилось, а точнее получилось, но на небольшое время. И народы те, которые они называли идеальными, понесли большие страдания, и те, которые идеальными не считались.

– Ты о Гитлере? – удивился Клюфт.

– Не только…

Иоиль внимательно смотрел в телевизор.

– Хм, странно, но ты говоришь, как политик, а не как богослов, – Павел Сергеевич вновь потянулся за бокалом с водой.

– Я говорю так, чтобы мои слова были более доступны, – равнодушно ответил Иоиль.

– Так кто же тогда идеальные люди? – ухмыльнулся Клюфт.

– Идеальные люди – это праведники, те, кто не совершают грехов. Именно такие люди и могут построить идеальное общество, но на земле оно вряд ли возможно. Ты же сам видишь, – богослов указал рукой на телевизор.

На экране показывали кадры репортажа из какой-то горячей точки планеты. Солдаты, стреляли в толпу, резиновыми пулями. Искаженные от ужаса лица незнакомых людей, боль и страх за толстым стеклом кинескопа…

Павел Сергеевич тяжело вздохнул:

– Да? Так к чему тогда, все эти проповеди? Все эти богословия?! Если ты сам говоришь, что идеального общества на земле не построить?

Иоиль посмотрел на старика и грустно улыбнулся. Клюфт увидел, как блеснули его глаза. Они блеснули добротой, огоньком надежды…

Богослов тихо сказал:

– Да не построить, но человек живет надеждой. Верой в хорошее, верой в Бога, только так, он сможет получить то… к чему стремится.

– В раю что ли? – хмыкнул Клюфт.

– Понимай, как знаешь…

Клюфт, вздохнул, он опустил голову и грустно сказал:

– Все это правильно конечно, что ты мне тут говоришь, и все же что мне делать с моим горем? Как мне помочь внуку?

Богослов задумался, так, по крайней мере, показалось Клюфту. Павел Сергеевич с надеждой ждал ответа. Он верил, что Иоиль, поможет, даст совет!

– Скажи мне Клюфт, а ты готов ради того, чтобы твой внук вышел из тюрьмы, сам совершить грех?

Павел Сергеевич, не раздумывая, ответил:

– Конечно, конечно. Ради внука я готов на все! Пусть я будут расплачиваться за грехи! Пусть!

Богослов усмехнулся, он покачал головой и тяжело вздохнул, Иоиль продолжал смотреть в телевизор.

– Странно как-то все это, сам, только что говорил, что твой внук мучается за чужой грех, а тут мне же говоришь, что сам готов ответить за чужой грех.

– Да, но это совсем другая ситуация!

– Ситуация всегда одна. Вот человек, который совершил зло, за которое теперь обвиняют твоего внука, он как должен, по-твоему, понести наказание?

– Как, как,… по закону…

– По какому закону, человеческому?

– Ну, да…

Богослов встал с кресла, он подошел к Клюфту и, глядя на него сверху вниз, тихо сказал:

– Пошли…

Клюфт как завороженный, тоже поднялся со своего места, он, посмотрел на лицо Иоиля, но вновь не смог разобрать его черты, их скрывал полумрак. Богослов повернулся и медленно двинулся вперед. Он словно плыл по квартире, не касаясь ногами пола. Клюфт расслышал лишь шуршание длинного плаща. Они пришли на кухню. В темноте Павел Сергеевич не мог разобрать, что же собрался делать богослов.

– Значит, ты готов совершить грех, чтобы помочь своему внуку?

– Без сомнений, – буркнул старик.

– Тогда все что тебе надо ты найдешь за мусорным ведром…

– Где?!..

Но богослов не ответил, он стоял и молчал. Клюфт наклонился и открыл дверку шкафчика, где стояла мусорное ведро. Рассмотреть, что-то в темноте было невозможно, старик обернулся и хотел, и увидел, он один в темноте помещения.

Богослов исчез…

Клюфт напрягся и тяжело дыша, подошел к включателю. Дрожащей рукой он нажал на клавишу…

…Он все так же сидел в кресле,… напротив, него мигал и бурчал телевизор. Павел Сергеевич встал и с опаской посмотрел в коридор. Где-то в глубине он увидел полоску света, она пробивалась из щели кухонной двери. Клюфт медленно прошел и потянул ручку…

В кухне горел свет. Старик с волнением смотрел на шкафчик, где стояло мусорное ведро. Он не решался открыть дверку. Он боялся, что сон окажется просто сном… и ничем более… И все же пальцы тянулись к ручке…

За ведром Клюфт увидел что-то серое и металлическое. Он нагнулся и встал на колени, чтобы лучше рассмотреть. Когда Павел Сергеевич отодвинул ведро, то увидел, что на полу возле самой стенки лежит кухонный нож, его лезвие было заляпано красно-коричневыми бурыми пятнами.