Читать книгу "Королева пустыни - Джорджина Хауэлл"

К Флоренс в начале 1920-го:

«Я только что написала длинное письмо лорду Роберту [Сесилу], дав исчерпывающую критику действий [Парижской мирной] конференции по отношению к Западной Азии… Потому что они с самого начала до самого конца радикально плохи, и при подобных мероприятиях никакой стабильности быть не может. Я написала Эдвину Монтегю огромное письмо о том, какого типа правительство мы должны там установить, и даже послала ему примерный набросок конституции… В любом случае я сделала все возможное, и чтобы выяснить, что следует сделать, и чтобы представить это ему. Иногда я чувствую, что единственная вещь, которая мне небезразлична, – увидеть, как в этой стране все наладится…»

Сложно было выбрать более престижного корреспондента. Монтегю являлся государственным секретарем по делам Индии и нес окончательную ответственность за Месопотамию. Спросил ли он у А. Т., одобрено ли письмо им лично как исполняющим обязанности гражданского комиссара, или предположил, что Гертруда позволила себе лишнее? В любом случае на письмо последовал хлесткий выговор в виде длинной телеграммы:

«От мистера Монтегю мисс Белл. Конфиденциально и лично.

Надеюсь, Вы поймете из моих слов, что в настоящем критическом состоянии дел в Месопотамии, где будущее страны висит на волоске, мы должны быть едины. Если у Вас есть точка зрения, которую Вы хотите представить на рассмотрение нам, я буду рад, если Вы либо попросите гражданского комиссара сообщить нам ее, либо возьмете отпуск, приедете и представите ее лично. Вы всегда можете быть уверены в том, что Вашу точку зрения учтут, но политические агенты должны соблюдать сугубую осторожность в своей переписке с теми, кто в данный момент не управляет соответствующими делами. Не затрагивая никаких вопросов об обычной практике и условностях, отмечу, что нарушение этого правила может увеличить трудности, а не уменьшить их, и я знаю, что такой результат был бы для Вас прискорбен».

Если Монтегю думал, что его телеграмма ее сокрушит, то ошибся. Гертруда не собиралась так просто сдаваться. В конце концов, она добивалась шагов к самоопределению, которое было санкционировано, в то время как А. Т. по мере возможности их игнорировал. В апреле, в зубах националистического восстания, он сделал поворот кругом и попытался рассеять напряжение, создавая проект временной конституции для Ирака, где предусматривался государственный совет, состоящий из британцев и арабов с арабским президентом, назначаемым верховным комиссаром, и законодательным собранием, избираемым народом. Этого было слишком мало и слишком поздно.

Гертруда энергично отпарировала выговор Монтегю (копию она не сняла, но послала отцу дубликат по памяти):

«…Полковник Уилсон предоставляет мне все возможности излагать ему любые соображения, которые приходят мне в голову. Я также полностью согласна с политикой, которая проводится с апреля. Вы в достаточной степени осведомлены о моем общем отношении к арабскому вопросу, чтобы знать о моем сожалении, что такой курс не был взят раньше. Выражать подобные взгляды публично было бы сейчас бесполезно и даже вредно. Что до корреспонденции, то, если не считать частных писем к моему отцу, не могу вспомнить писем на политические темы, направленные неофициальным лицам, которые не были бы сперва представлены полковнику Уилсону. Тем не менее Ваше замечание послужит мне полезным предупреждением».

А. Т. сопроводил телеграмму Монтегю, копия которой была ему направлена, следующей служебной запиской:

«Мисс Белл! Сэр Перси Кокс, проезжая, спросил меня – кстати, о более ранних событиях этого года, – улучшились ли мои отношения с Вами. Я ответил, что не могу этого сказать: Ваше расхождение со мной во мнениях было отмечено и стало общеизвестно, а также сделалось предметом обсуждения… Я сказал, что такое положение было бы непригодным, если бы не факт, что я надеюсь на скорое освобождение. Вы всегда осуществляли свое право как личности писать что хотите и кому хотите… Но мне не нравится, что эти письма вообще были написаны, и тот факт, что я о них осведомлен, не должен восприниматься как одобрение. Других комментариев у меня нет».

Это была критическая точка. На следующий день во время их разговора Гертруда напомнила, что скрыть их расхождения во мнениях от широкой публики стало невозможно, поскольку она всегда это говорила, и самому А. Т. в первую очередь. Он ответил, что возражал против любого частного общения с министерством по делам Индии, а она сказала, что считает это нелепым, но подчинится его желанию. «На этом мы тепло пожали друг другу руки – при температуре 115°[36]трудно пожать руки иным образом».

А. Т., несмотря ни на что, был хорошим организатором, и административная рутина продолжала строиться на успешных моментах, детализованных в Белой книге Гертруды. Страна стала процветающей, что показал рост налогов. Доход администрации вырос на 300 процентов за три года до 1920-го. Тот факт, что поступление налогов было сбалансировано с расходами, стал решающим. Административная задача Черчилля как государственного секретаря по делам колоний состояла в уменьшении наполовину 37 миллионов фунтов стерлингов, расходуемых на управление Палестиной, Ираком и Аравией, и в построении финансово приемлемой системы управления для Ближнего Востока. В Ираке он попытался уменьшить ежегодные военные расходы с 20 до 7 миллионов фунтов стерлингов. Вскоре он доложил Ллойд-Джорджу о необходимости «успокоить» настроения арабов, «иначе расходы на гарнизоны определенно вынудят нас возвратить территории, которые каждая страна получила в результате войны». Теперь любой ближневосточный проект составлялся на тему уменьшения военных расходов.

В вечер перед своим отъездом в конце сентября А. Т. пришел в кабинет Гертруды попрощаться. Это был эмоциональный момент, и каждый из них проявил благородство. Она встала и двинулась ему навстречу со словами, что удручена сильнее, чем может это выразить, и остро сожалеет, что они не смогли установить лучшие отношения. Когда Уилсон ответил, что пришел извиняться, Гертруда перебила его – она виновата не меньше, чем он. А потом она сделала ему величайший комплимент, пригласив в Лондоне зайти к ее родителям, и Уилсон так и поступил.

Официальная карьера А. Т. вскоре закончилась. Он женился на молодой вдове и принял пост менеджера по операциям на Ближнем Востоке англо-персидской нефтяной компании. Частное письмо, написанное другу из Мухаммара на Персидском заливе через пару лет, показывает, что он злился не только на Гертруду, но и на Кокса. Своего прежнего начальника Уилсон обвинял в нечестности и некомпетентности, в том, что тот «обещал все и не делал ничего», а Месопотамию 1922 года называл жалкой: «нет руководства – нет решения». Он дал собственное освещение событий: «Каждый день радуюсь, что спрыгнул оттуда и ушел под развевающимся флагом, из моей старой банды многие ушли со мной – все, кто мог себе позволить… Сейчас вообще никто не верит Коксу, и его репутация просто рухнула».

11 октября 1920 года сэр Перси вернулся в Багдад. Украшенный флагами и устланный ковровой дорожкой вокзал был набит первыми лицами города, арабскими и британскими. Гремел пушечный салют, вдоль дороги выстроились приветствующие, а сэр Перси в белом с золотом мундире стоял, отдавая честь, пока оркестр играл «Боже, храни короля».