Читать книгу "В футбольном зазеркалье - Николай Кузьмин"

Город был в огнях, вечерний развлекающийся город. Девушка за рулем вела машину без лихости, но уверенно, раньше всех срываясь с места после остановок перед светофорами. За городом вырвались на прямую ровную магистраль, Скачков откинулся и закрыл глаза.

На последних километрах перед аэропортом обогнали большой красный автобус с потушенными внутри огнями. На том месте, где обычно сидел он сам, Скачков разглядел задорный чубчик Кудрина. Он тронул водителя за плечо и попросил сбавить ход. Они пропустили автобус вперед и поехали следом.

На площади перед сиявшим зданием с высокой надстройкой автобус остановился у самой ограды. Скачков открыл дверцу машины, но спустил только ноги, а вылезать не стал. Он видел: из автобуса первым сошел Матвей Матвеич с чемоданчиком в руках, за ним повалили ребята. Соскочил Кудрин и завертел головой, кого-то высматривая. Скачков прикрылся дверцей, чтобы его не увидели. Девушка за рулем несколько раз с недоумением оглянулась на него.

– Подождите. Сейчас поедем, – сказал Скачков.

Команда потянулась в накопитель перед выходом на поле. Потом он увидел густую толпу пассажиров. Футболисты держались своей группой, позади всех. Шагая по полю, ребята часто оборачивались и поднимали руки. Скачков вышел из машины и приблизился к ограде. Вцепившись в металлические прутья, он смотрел за посадкой напряженно и страстно, как будто все еще зависело от него: броситься сейчас вперед и быстро занять свое место (в душе он ощущал нетерпеливое подмывание, как на поле, перед рискованным порывом). Но вот угнали трап, самолет стал с тяжким низким гулом разгонять моторы. Потом он тронулся, пополз и скрылся в глубине обширного поля, где узенькими просеками в темноте горели разноцветные огни. Через некоторое время он взревел еще грозней, разбежался и вдруг стал виден, круто поднимаясь в небо. Скачков стоял, задрав голову. Команда улетела без него. Он представлял, что сейчас делают ребята. Стороженко, едва уселся, скинул туфли, чтобы дать отдых ногам. Владик Серебряков уединился с томиком стихов. Матвей Матвеич, распустив чрево, невнимательно просмотрит газеты и устроится для сна. Кому-то подошла очередь на зачитанный детектив…

Резкий стук дверцы автомашины вывел его из задумчивости. Девушка-водитель, не переставая удивляться странностям пассажира, вытирала тряпкой ветровое стекло. Скачков машинально отметил, что в том, как она ловко умывала машину, видна была природная женская сноровка. У парней это выглядит совсем иначе.

Он дождался, пока в ночном небе не утих отдаленный рокот улетевшего самолета и побрел к машине. За последний день он словно постарел – так тяжелы были его шаги.

– Поехали.

Машину он отпустил возле дома, недалеко от перекрестка, где обычно выскакивал из автобуса с командой. В нем еще пульсировало возбуждение, будто он до сих пор видел огоньки на плоскости забирающегося в небо самолета. Постепенно острота прошла, он посмотрел наверх, и темный ряд знакомых окон напомнил о мерзком запустении необитаемой неубранной квартиры. Он медленно направился в магазин. Следовало привыкать жить по-новому, и он подумал, что для закупок у него нет с собой ни сетки, ни кошелки. «А, что-нибудь куплю, и ладно!»

В магазине было многолюдно, как всегда в последние минуты перед закрытием. Лихорадочно работал винный отдел, Скачков благоразумно обошел его. Впоследствии он не мог понять, что заставило его соблазниться рыбой, живой рыбой, остатки которой бойкая продавщица в засаленном фартуке и в рукавицах вылавливала из бассейна сачком на длинной ручке. Засунув в целлофановый пакет мясистого карпа, она бросила его на весы и вытянула шею, следя за бегающей стрелкой. Карп бился и панически двигал жабрами. Рассчитываясь, Скачков попросил налить в пакет воды.

– Этого у нас хватает! – воскликнула продавщица.

Зажав в руке устье пакета, Скачков увидел глаза ожившего карпа. Взгляд рыбы показался ему осмысленным, едва ли не благодарным. И он заторопился домой, решив пустить карпа в ванну. Там он совсем оживет.

Утреннее пробуждение было внезапным, будто ночевал он не дома, где просыпаешься медленно, со вкусом, а в чужом незнакомом городе, где сразу же после сна необходимо приниматься за множество неотложных дел.

В первую минуту ему показалось, что в квартире кто-то был, и он на миг ощутил радость, словно ничего у него не изменилось, а все происшедшее в последние дни – недоразумение, нелепая выдумка, сон…

Разочарованно зевнул и сел в постели. М-да… Все же как ни прибирай, а запустение не исчезало. Даже простыни постелены как-то криво, наспех, по-холостяцки. И вон, на плетеном ночнике, последнем приобретении Клавдии, носок висит. Видимо, вчера забросил, когда раздевался… А в Баку сейчас Арефьич поднимает ребят на утреннюю разминку. Пожалуй, встали уже, побежали. Зеленая лужайка, утро, хохмы Кудрина…

Сидел, зевал, мотал спросонья головой и вдруг захлопнул рот: кажется, в квартире в самом деле кто-то есть! На цыпочках стал красться в коридор, прислушался: да, вот опять… не то плеск, не то… Фу ты, боже мой, да это же вчерашний карп! Смотри ты, как развоевался!

В кухне он долго пил из-под крана, глотая крупно, по-лошадиному, и вдруг оторвался, закрыл воду, чтобы лучше слышать. Опять ему показалось, что он в доме не один! Карп, тот продолжал плескаться, однако на этот раз как будто щелкнул замок входной двери. Шаги в коридоре… Не разгибаясь, он прислушивался и ждал. С губ его капало. Кто бы мог прийти? Клавдия? Только она имела ключ от квартиры.

Из коридора тихо показалась Анна Степановна, в черном платочке, с кошелкой в руках. Мать с сыном, встретившись глазами, несколько мгновений смотрели друг на друга, не говоря ни слова и не двигаясь.

Первым опомнился Скачков.

– Мам… напугала-то! А я уж думал…

Анна Степановна прошла на кухню, Скачков пропустил ее, невольно прикрывая спиной груду грязной посуды в раковине под краном. От посуды исходил мерзкий застарелый запах, и Скачков успел подумать, что за паскудная привычка давить в тарелках окурки.

– Тут… это самое… Клавдия гулять ушла с Маришкой.

Получилось не совсем убедительно. Он сконфуженно щелкнул резинкой от трусов и убежал к себе одеться. Натянул тренировочные брюки, фуфайкой покрыл спину и завязал рукава узлом на груди. Шел назад и лихорадочно соображал: что же говорить-то? Как ни ловчи, а объяснять все равно придется. Вот расстроится!

Мать он нашел плачущей. Сидит, кошелка на коленях, руки на кошелке и, не утирая слез, смотрит, смотрит на заваленную раковину.

– Мам… Ну что ты, в самом деле? Ну, подумаешь…

Он близко подошел к ней, Анна Степановна, не вставая, обняла его заматеревший мускулистый торс, прижалась лицом, и это материнское движение заставило Скачкова двинуть горлом и слегка откашляться; он едва сдержался, чтобы не взять ее на руки, легонькую, высохшую от переживаний и болезней.

– Перестань, мам…

Поймав под подбородком уголок платочка, Анна Степановна промакнула глаза, – один глаз, другой.