Читать книгу "Тени "Желтого доминиона" - Рахим Эсенов"

Ответ Джунаид-хана не был неожиданным, но бывший юзбаши, продолжая уговаривать своего бывшего хозяина, просил не торопиться с окончательным решением, подумать, еще раз взвесить. Видя непреклонность хана, он выбросил свой последний козырь.

– Я исполню вашу волю, тагсыр, – гость покорно наклонил голову. – Но если верить людям, то вы уже собрали много верных джигитов под ружье и давно готовы…

– Случаем, ты не чекистами подослан? – Джунаид-хан подозрительно ощупал глазами своего собеседника. – А может, афганским королем?.. Если бы я не знал тебя хорошо, то отдал бы на потеху Непесу Джелату… Кто сказал тебе такую чушь?

– Земля слухом полнится, мой тагсыр, – смутился бывший юзбаши. – По пути в Герат я заночевал в караван-сарае Хошрабат… Там и услышал от одного караванщика из Мешхеда… Да простит меня мой тагсыр великодушно, если мой язык наплел непотребное. – Гость, учтиво раскланиваясь, попятился к порогу и оттуда вежливо бросил: – Будем считать, мой тагсыр, что вы еще не приняли решения… Время подумать еще есть… Я позволю себе побеспокоить вас на третий день и тогда, надеюсь, услышу ваш окончательный ответ.

Джунаид-хан своего решения так и не изменил. И бывший джунаидовский юзбаши, возвращаясь обратно в Туркмению, мучительно раздумывал: чем объяснить, что Джунаид-хан отказался от такого заманчивого предложения? Неужели заподозрил? Ведь в таких случаях хан скор на расправу, и заподозренному тогда не выбраться живым из его дома. Но откуда Джунаид-хану знать, что его бывший сподвижник порвал со своим басмаческим прошлым и, чтобы искупить свою вину, согласился помочь органам ГПУ, поехать по их заданию в Герат. И все, что рассказал хану добровольный помощник чекистов, была лишь «легенда», рассчитанная на то, чтобы выведать дальнейшие планы эмигрантских кругов и, если удастся, выманить из Афганистана Джунаид-хана, ярого вдохновителя басмаческого движения, на территорию Туркменистана и арестовать его.

Джунаид-хан, проводив гостя, не находил себе места, чувствовал себя, словно охотник, видевший дичь, но не сумевший ее добыть. Так неодолимо было желание бросить боевой клич и с сотней нукеров, которых ему удалось собрать под ружье, броситься напролом через границу, а оттуда через Каракумы на север Туркменистана, поближе к Ташаузу, к Хиве, где его дожидаются свои, верные люди… Он готов умереть в походе, на коне – чем не красна смерть для джигита, хотя и старого. Но от решительных действий сдерживала несговорчивость афганских властей. Днями Джунаид-хана и Эшши-хана вызвал к себе губернатор Абдураим-хан и после долгих словесных околичностей передал категорический приказ афганского короля – немедленно распустить по домам собранных ими джигитов. Джунаид-хан, притворившись, хотел отделаться общими разговорами, но Абдураим-хан лишь хитровато улыбался. Усадив отца и сына за стол, он пригласил к себе кятиба – секретаря, продиктовал текст подписки, в которой говорилось, что Джунаид-хан и его сын Эшши-хан обязуются не совершать с территории Афганистана никаких враждебных выступлений против СССР, а также дают слово, что немедленно распустят всех вооруженных джигитов, собранных ими в Афганистане и в Иране.

…Джунаид-хан выпятил губу, словно собираясь что-то сказать, как вдруг в дверь вошел Эшши-хан и вопросительно взглянул на отца.

– Вспомни, когда губернатор брал с нас подписку?

– Лет шесть-семь назад, отец.

– Точнее…

– В тридцать втором году, отец. С чего это ты вспомнил?

– Да так… О чем только не передумаешь, лежа день-деньской… Ну-ка, садись ко мне поближе, Эшши. Хочу поговорить с тобой. Кажись, приспела такая пора… Чует мое сердце, сынок, – лучше мне не станет… Аллах всемогущ и милостив, все в его власти. Ты на меня обиду не таи. Окрик и верблюду в пользу. О твоем же благе пекусь… О тебе, о тебе все мои думы и заботы. Ты мое продолжение, сынок. Эймир тоже моя кровь, но уж больно хлипок – нет в нем ничего моего… Ты, сынок, – моя надежда…

Эшши-хан никогда не видел отца таким, словоохотливым, возбужденным, – казалось, что старик будто заискивал. Обычно молчаливый, тут не в меру разговорился. Неужто вправду конец почуял? Сказывают, у иных людей перед кончиной желание выговориться так сильно, что они не слушают никого, говорят и говорят сами.

– Главное в жизни, сынок, – рассуждал Джунаид-хан, – не продешевить. Есть у туркмен одна беда – тугодумы мы, беспечны… Узбекской заквасочки бы в нашу кровь!.. Все горбом своим познаем. Говорят же, туркмена не ткнешь – не догадается. Отчего это? От нашей девственности или от чрезмерной испорченности? А надо быть дошлым! Все видеть наперед… Попомнишь мое слово. Вот умру я, вспомнишь: «Отец сквозь землю видел». Еще когда я был в Иране, судьба свела меня с одним немцем, эмиссаром кайзеровской разведки. Кремень! Тогда я понял, что будущее за немцами… Они сильны! А туркмен любит силу и признает только силу и власть… У немца теперь есть и то и другое… Так с тех пор и кручусь меж двух огней – англичанами и немцами. Откуда теплом повеет – туда больше и жмусь. Да так, чтобы не обжечься, как мотылек над костром… С англичанами у меня любовь старая… Сначала Лоуренс, потом Кейли, а еще в Гражданскую войну знал генерала Маллесона, Тиг Джонса. С благословения англичан Колчак присвоил мне звание генерала. Да что проку от такого высокого чина? Маллесон тоже был генералом… Был да сплыл! Как сплыл Лоуренс… Подумать только, эта белокурая бестия погиб под колесами автомобиля. Так ему и надо!.. Но англичане – день вчерашний, а немцы – завтрашний. Они только в силу входят. Вот кто поможет нам Хивинское ханство вернуть. Даже больше… Одним нам большевиков не одолеть… Ты только посмотри, как немец шагает… Да ты сам тоже об этом сказывал, когда возвращался из поездок в Иран, по Афганистану… В Тегеране, в Кабуле, куда ни сунься – в банк, в торговую фирму, в нефтяную компанию – всюду немцы… Даже во главе национального банка Ирана сидит германец, а Реза Пехлеви, говорят, заявил, что он сам пригласил немца – никто, дескать, кроме германцев, не спасет персидскую казну от истощения…

С людьми, сынок, знайся, если тебе от того выгода какая есть… Потому и держись сейчас немцев – не прогадаешь. Иран у них, считай, за пазухой. Шаха они ублажили чем могли. Всех этих нечестивых шиитов объявили первосортными… – Джунаид-хан силился вспомнить выпавшее из памяти мудреное слово, потер лоб, вопросительно взглянул на сына. Тот тихо подсказал:

– Арийцами! Как сами немцы…

– Да-да, арийцами, – подхватил Джунанд-хан. – Всех персов теперь считай высшей расой. Арийцами чистокровными. Чистокровные!.. Хе-хе-хе… Значит, чистокровным был и Надир-шах, которого персы из века в век считают шахом из шахов. А ведь он по отцу туркмен и происходил из древнего сельджукского племени афшаров. Выходит, и туркмены – арийцы?.. Но зато Гитлер надавал персам машин… Всю страну завалил товарами. Армия иранская вся в немецком сукне щеголяет, оружием германским вооружена, берлинские инструктора ее обучают. Раз дело дошло до оружия, до святая святых – армии, то знай, что персы теперь на германском крючке… На крюку и быка подвесишь – не трепыхнется… Немец тоже за пустое спасибо и за красивые глазки дружбу водить не станет. Чего только не вывозят из Ирана, а о нефти и говорить нечего…