Читать книгу "Меч на ладонях - Андрей Муравьев"

Валиаджи уважительно опустился поодаль, чтобы ненароком не помять драгоценный плащ собеседника. Было холодно, да и промок итальянец основательно, но не физический дискомфорт вызывал в нем нездоровую дрожь. Здесь и сейчас происходила оценка его действий за последнее время, а значит, совершалась очередная оценка и его самого.

– Я оставлял знаки по всему пути следования.

Аиэллу кивнул:

– Я знаю, я видел их все.

Затянувшееся молчание капилара было как приговор. Наконец, капилар открыл рот:

– Я шел по следам, оставленным вами, и не понимал. Не мог понять, почему вы не зарежете или не отравите этих… беглецов?

Тон сказанного был однозначен.

Лекарь понял, что от содержания ответа на этот вопрос зависит продолжительность оставленного ему жизненного пути. Валиаджи сглотнул пересохшим горлом. Воин продолжил задавать вопросы тем бесцветным, лишенным эмоций голосом, который вызывает у спрашиваемых судороги и ужас:

– Вы были среди макеро, помеченных к смерти, в течение двух недель. За это время можно многое успеть, особенно если ты один из мастеров, несущих свет знания.

Теперь уже все стало обозначено предельно четко. Ни тон, ни расслабленная поза, в которой пребывал капилар, уже не могли ввести в заблуждение. Агенту читали обвинение. И читал его судья, обвинитель и возможный палач. Выполнение простого задания слишком затянулось. Такие задержки могут привести к репрессиям, чистке рядов. И эта чистка, по-видимому, уже началась.

Лекаря затрясло. Несильный озноб, который в другой ситуации он бы объяснил дождем и промозглостью, сейчас только добавил смятения. Вокруг силуэта сидевшего Аиэллу слегка задрожал воздух, таким образом, что Валиаджи на секунду показалось, что перед ним жуткая гигантская рептилия, вся покрытая чешуей. Два миндалевых глаза чудища, не мигая, глядели на замершего итальянца. Энцо мотнул головой, и наваждение исчезло.

– Я могу все объяснить, досточтимый! Я ВСЕ могу объяснить! – Лекаря колотило, как в лихорадке.

Капилар кивнул, приглашая собеседника продолжить. Тот сглотнул, дрожь не проходила.

– Я был связан по ночам, связан и не мог ничего сделать. Только днем. – Он старался заглянуть в неподвижно смотревшие в одну точку глаза воина храма. – Что я мог сделать днем? Они всегда рядом, с оружием, наготове… Если бы я только начал заклинать… Вы же знаете! Это всегда чувствуется. Меня бы на куски! Это… Это страшные люди! Мощные, быстрые! При мне они трех рыцарей на куски разрубили. А рыцари были с полными копьями[141]и на своей земле!

Энцо привирал. Он мог творить заговоры, но боялся, что пришельцы смогут очнуться от транса. В боевом отношении любой из них мог лишить его жизни. А после того как отряд пополнился еще и императрицей со свитой, он уже не был уверен, что сможет днем заставить весь отряд уснуть или впасть в бессознательное состояние.

Капилар поднял взгляд на трясущегося лекаря. За минуты, проведенные под кустом бузины, Валиаджи разом потерял несколько лет жизни. Теперь он казался уже потрепанным стариком, разменявшим последний десяток лет.

– Вы отравитель. Искусный отравитель… Что вам мешало?

Лекарь расхохотался. Громко и истерично.

– Что мешало? – Он запнулся, наткнувшись на застывшее лицо капилара. – У меня просто не было нужных ингредиентов. Чем я мог отравить такой отряд? Беленой? Мухоморами? У меня было при себе немного яда, но только для себя, если меня разоблачат!

Лекарь опять лукавил. Дозы яда хватило бы на двух-трех человек, но в таком случае остальные бы легко смогли понять, от кого исходит угроза, и отомстить. Бежать же от конных в незнакомой стране было еще опасней.

Итальянец усилием воли старался подавить дрожь в голосе.

– Но я н-не дал им сбежать от бдительного ока. Я не мог убить их, но я следовал за ними и оставлял следы, по которым в-вы и нашли нас. Они устали, обессилены. – Валиаджи говорил все быстрей и все громче. – Мы можем напасть на них и вырезать спящих. Этой ночью они не связали меня, ведь вокруг охрана обители, и я смог наконец-то использовать песни Иштар. Это старое верное заклятие, от него, пока я жив, их сможет освободить только смерть. Пока же они будут спать снами праведников, они и все люди в монастыре.

Капилар удивленно нахмурился, если это слово подходило для застывшего, как маска, лица стража храма.

– Почему вы, досточтимый, сами не перерезали им глотки?

Медик, исподлобья следивший за изменениями состояния воина, развел руками:

– Я н-не очень с кинжалом. С пинцетом еще куда ни шло. Могу тихо пустить кровь. Но по очереди зарезать четырех человек? Я боюсь, мне не справиться. – Он спохватился: – Я боюсь, что не смогу выполнить все как надо, как сможет это исполнить славный капилар, и проклятые макеро исчезнут, напуганные.

Капилар, по-видимому удовлетворенный ответом, кивнул:

– Хорошо… Вы можете принимать решения. Если у вас есть опасения, мы сделаем это.

Аиэллу слегка привстал, сделав легкое движение рукой, будто муху смахивал с плеча. Валиаджи услышал еле заметный шорох за спиной. Обернувшись, он еще успел заметить, как два неприметных холмика принимают форму и очертания людей.

– Эт-т-то?

Капилар осклабился:

– Теперь нас четверо, по одному на каждого макеро… Думаю, досточтимый, с одним-то спящим вы справитесь?

7

Тимофей Михайлович шел по родной Горловке.

Под ногами хрустели, перекатываясь, камешки, поднималась станичная пыль. Перевешивались через забор ветви яблонь и вишен, а чуть дальше, чтобы не могли достать с дороги, желтели тугие головки подсолнечника. У витого из лозы забора на завалинках из оструганных бревен и чурбаков сидели старики, шамкая беззубыми ртами в вечных пересудах. Голозадая ребятня с визгом и гомоном в окружении стаи заливавшихся лаем шавок гнала с горы колесо, не давая тому остановиться и упасть… Синее-синее небо без единого облачка… Высоко, где-то около ворот в Вирий, заливался песней одинокий жаворонок.

Тимофей Михайлович степенно кивнул скинувшим картузы ветеранам. Музгари[142]ли, казаки ли реестровые, все смолкали и кланялись подъесаулу. Уважают сельчане Пригодько. Как тот переехал с дедовского хутора на новое подворье у окраины Горловки, так еще чурались. А нонче за своего приняли, за советом, бывает, ходят как к старшему.