Читать книгу "Маленький незнакомец - Сара Уотерс"

— Потише, старина, ладно? — осадил меня Хептон. — Если помните, вы сами подписали бумагу о передаче Родерика в ведение доктора Уоррена. Тот считает, что бедняга не в состоянии управлять собственными делами и в ближайшее время вряд ли сможет. Я говорю лишь то, что сказал бы сам Уоррен, будь он здесь.

— Пожалуй, надо с ним говорить.

— Непременно поговорите. Но не он дает мне указания. Я получаю их от Каролины.

Его непробиваемость меня бесила.

— Но есть же у вас собственное мнение? Нельзя не видеть полную безрассудность этого плана!

Хептон изучал кончик сигареты.

— Не уверен, что соглашусь с вами. Конечно, чрезвычайно жаль, что округа лишится еще одной старинной семьи. Но дом буквально рассыпается. Имение требует надлежащего управления. Разве Каролина с этим справится? Что у нее здесь осталось, кроме множества горестных воспоминаний? Ни родителей, ни брата, ни мужа…

— Я должен был стать ее мужем!

— Тут мои комментарии неуместны… Извините. Не знаю, чем могу быть вам полезен.

— Вы можете все притормозить, пока она не образумится! Вы упомянули болезнь ее брата, но разве не очевидно, что Каролина сама не вполне здорова?

— Вот как? В нашу последнюю встречу она прекрасно выглядела.

— Я говорю не о физической хвори, а нервах и душевном состоянии. Подумать только, через что ей пришлось пройти… Напряжение последних месяцев сказалось на ее здравомыслии.

Хептон слегка опешил, но потом усмехнулся:

— Дорогой мой, если бы всякий раз отвергнутый парень пытался выдать свою подругу душевнобольной…

Не договорив, он развел руками. По его лицу я понял, каким дураком себя выставил, и тотчас осознал полную безнадежность своей ситуации. Меня аж скрючило от тяжести удара. Зря теряешь время, горько сказал я себе, он всегда тебя недолюбливал, ты не из их шайки. Я встал и раздавил сигарету в оловянной пепельнице со сценой лисьей охоты.

— Полагаю, семейство вас заждалось, — сказал я. — Извините, что обеспокоил.

— Пустяки. — Хептон тоже встал. — Жаль, ничем не могу вас утешить.

Теперь мы были сама любезность. В прихожей мы обменялись рукопожатием, я поблагодарил за уделенное мне время. Адвокат взглянул на светлое вечернее небо, мы перекинулись репликами о прибавляющемся дне. Из машины я посмотрел в незашторенное окно столовой: покачивая головой, Хептон садился за стол — видимо, говорил жене и дочерям о моем визите; через минуту он уже забыл обо мне и приступил к пудингу.

Я пережил еще одну скверную ночь, за которой последовал тягостный день; неделя тянулась с удручающим скрежетом, и в конце ее я уже чувствовал, что задыхаюсь в своем несчастье. О нем я еще никому не поведал; напротив, я изображал неуемную радость, поскольку многие пациенты, прослышавшие о грядущей свадьбе, желали меня поздравить и обмусолить подробности. К субботнему вечеру силы мои иссякли. Я прибрел в счастливый домик Грэмов, где рухнул на диван и, закрыв руками лицо, исповедался.

Дэвид и Анна были весьма участливы.

— Ничего себе! Видать, Каролина рехнулась! — воскликнул Дэвид. — Это все предсвадебный мандраж, не больше. Анна вела себя точно так же. Я сбился со счета, сколько раз она возвращала обручальное кольцо. Мы прозвали его «бумеранг». Помнишь, милая?

Анна улыбалась, но выглядела озабоченной. В своем рассказе я повторил некоторые слова Каролины, и они явно впечатлили ее больше, чем Дэвида.

— Наверняка ты прав, — сказала она мужу. — Вообще-то Каролина не похожа на истеричку, но в последнее время ей крепко досталось, а теперь еще и мать потеряла… Я корю себя, что не постаралась с ней сблизиться. Хотя казалось, что в подругах она не нуждается. Однако стоило попытаться.

— Так и сейчас не поздно, — ответил Грэм. — Может, завтра к ней съездишь и замолвишь словечко за Фарадея?

— Хочешь? — взглянула на меня Анна.

Энтузиазма в ее голосе не слышалось, но я уже впал в отчаяние.

— Я был бы ужасно признателен. Ты это сделаешь? Иначе я свихнусь.

Анна похлопала меня по руке и сказала, что охотно поможет.

— Дело в шляпе! — обрадовался Грэм. — Моя жена умаслит даже Сталина. Все образуется, вот увидишь.

Слова его так меня утешили, что я устыдился своих терзаний и впервые за всю неделю спал спокойно. В воскресенье я проснулся уже не столь подавленным и днем отвез Анну в Хандредс-Холл. В дом я не вошел, но нервно следил из машины, как она поднялась на крыльцо и дернула звонок. Дверь открыла Бетти, которая впустила ее, не сказав ни слова; я был готов к тому, что Анна почти сразу выйдет обратно, но она пробыла в доме около двадцати минут. За это время я успел пройти все стадии беспокойства и даже проникнуться оптимизмом.

Но когда она появилась в сопровождении пасмурной Каролины, которая скользнула по машине равнодушным взглядом, а затем скрылась в розоватом сумраке вестибюля, сердце мое ухнуло.

Анна молча забралась на сиденье и покачала головой:

— Мне очень жаль, но, похоже, Каролина все решила. Она очень переживает, что бессовестно водила тебя за нос, но решение ее твердо.

— Точно ли? — Я смотрел на закрытую парадную дверь. — Может, ее озлобил твой приход?

— Не думаю. Она была весьма приветлива и радушна. Беспокоилась о тебе.

— Правда?

— Да. И очень обрадовалась, что ты поделился с нами.

Сказано это было словно в утешение, но мысль о том, что Каролина рада обнародованию вести о нашем разрыве, рада избавлению от тяготы самой оповещать знакомых, обварила меня страхом.

Видимо, он отразился на моем лице, потому что Анна добавила:

— Поверь, мне жаль, что так вышло. В твою пользу я сказала все, что могла. Она так тепло о тебе отзывается, ты ей очень приятен. Но еще она говорила о том, что… ну, отсутствует в ее чувствах к тебе. В этом женщина никогда не ошибается… Что касаемо отъезда и продажи дома, все вполне серьезно. Знаешь, она уже пакует вещи.

— Что?

— Похоже, вовсю хлопочет. Уже был оценщик, прикинул стоимость мебели. Какая жалость, что уйдут эти прелестные вещи!

На секунду я замер, потом рванул дверцу.

— Это недопустимо! — просипел я, выскакивая из машины.

Кажется, Анна что-то крикнула, но я не обернулся. В бешенстве я промахнул гравийную дорожку, взлетел на крыльцо и плечом саданул дверь, чуть не сшибив Каролину и Бетти, которые в вестибюле паковали чайный сервиз. Под лестницей грудились ящики и коробки. Вестибюль казался оголенным: на стенах виднелись следы снятых украшений, столики и шкапики, развернутые под странными углами, походили на растерянных гостей неудавшейся вечеринки.

Каролина была в старых тренировочных штанах и чалме, закатанные рукава блузы открывали ее испачканные руки. Несмотря на злость, я вновь ощутил, как все мое существо отчаянно рванулось к ней.