Читать книгу "Золотая шпага - Юрий Никитин"

– Под моим началом – артиллерийская бригада икарабинерский полк. За мной они пойдут в огонь и воду.

Он многозначительно посмотрел на озадаченного Булгарина идобавил строго:

– Но это я так, к слову. Для осведомленности.

Уже на улице Булгарин ломал голову: что хотел сказать этимотважный генерал? Да, у него одного достаточно сил, чтобы захватить власть исместить императора.

Но на чьей стороне он окажется?

В воскресенье он с Олей поехал в театр. Весь Петербургдавно ожидал приезда знаменитого тенора Андароччи, о его необыкновенном голосеговорили с восторгом уже с прошлого сезона. Все знаменитости Франции и Италии,так уж повелось, сразу же приезжали в Петербург и Москву, именно в богатойРоссии они делали наибольшие сборы.

В Петербурге переняли дурную моду приходить в театрпосле первого акта, а то и после первого действия, но на этот раз зал был полонеще перед началом.

Оля с восторгом рассматривала зал в лорнет. Зрение у неебыло совсем не дворянское, орлица позавидует, но ей нравилась изящная вещица,изделие французских умельцев-ювелиров. Александр подарил, чтобы у нее быловремя для нужной паузы в разговоре, когда нужно спешно собраться с мыслями. У мужчиндля этого служат табакерки с нюхательным табаком, трубки для курения, когдавроде бы занят набиванием табака или возжиганием, а на самом деле лихорадочношаришь в пустой голове в поисках удачного ответа.

Ложи блистали расшитыми золотом камзолами и мундирами.Вельможи и сановники, генералы и родовитые князья, знатнейшие дамы, графини,баронессы, княгини, все в роскошнейших платьях, невообразимые прически,драгоценности, жемчужные колье, золотые серьги с бриллиантами, алмазные диадемыв затейливо убранных волосах, рубиновые ожерелья…

И над всем собранием, даже в партере витает духбогатства и благополучия. Генералы и сановники, с голубыми и алыми лентамичерез плечо, неторопливо раскланиваются, занимают места, готовятся судовольствием внимать знаменитому певцу в добротном спектакле. Но по-настоящемузнаменитым любой певец становится, лишь завоевав сердца взыскательных россиян встолице, ибо те видели-перевидели известнейших певцов и музыкантов.

Внезапно зал зашевелился, по нему пронесся вздох.Генерал-полицеймейстер быстро отдал распоряжения помощникам, так же быстропрокатился по ковровой дорожке навстречу Александру I. Тот вел супругу, за нимидвигалась свита блистающих драгоценностями придворных дам.

Они вошли в свою ложу, государыня села впереди с придворнымидамами, позади встали приглашенные в их ложу. Засядько рассмотрел князейТрубецкого и Заболоцкого, а также двух иностранных послов. Александр I обвелбезучастным взором зал, заприметил Засядько, кивнул.

Засядько ответил на поклон, а когда Оля прошептала что-товосхищенное, пробормотал:

– Глупенькая, он не меня заметил… Весь зал давно уже таращитглаза на тебя!

– Я что-то не так надела? – испугалась она.

– Ты выглядишь как цветок среди чертополоха.

– Ну, скажешь еще, – шепнула она, а щеки ее залились девичьимрумянцем.

Он смотрел с любовью и нежностью. Это удивительное свойствокраснеть так мгновенно и отчаянно всегда приводило его в восторг. И в тоже время она была смелой, отважной, не сидела сложа руки. А встретивнаглеца, не тушевалась, а, прямо глядя в глаза, давала резкий отпор.

В самом деле, едва они появились, на них былиустремлены многие взоры. О нем знали как о лихом воителе, ставшемадминистратором, мол, пользуется безграничным доверием государя, с ним надодержать ухо востро, а она сразу же по приезде завоевала славу одной изкрасивейших женщин столицы, если не красивейшей, и такое мнение света за этигоды не померкло ни на один день. Каждую весну на балу у губернатора вспыхивалато одна, то другая звездочка, но проходил год, и вот уже щечки поблекли, взглядпотускнел, а девичья грация неуловимо быстро сменяется нездоровой полнотой, ккоторой особенно склонны русские женщины. Ольга Засядько, как все видели,оставалась вечно юной царевной…

Тенор в самом деле был неплох. Молод, красив, только уверенностив нем еще не чувствовалось, но это Засядько отнес скорее к достоинствам. Покачеловек не уверен в себе, он работает вдвое больше.

Зал восемь раз вызывал певца на бис, восторженные зрителибросали на сцену цветы. Тот раскланивался, посылал отзывчивым слушателямвоздушные поцелуи. Засядько ясно видел в темных, как маслины, глазахнеподдельное счастье. Если уж признал Петербург, богатый и взыскательный, топризнает и остальной мир!

– Спасибо, – сказала Оля горячо. – Тыудивительный! Хоть и редко вывозишь меня в театр, но всегда так удачно!

– Это тебе спасибо, – ответил он искренне. – Нижалоб, ни стенаний на то, что держу затворницей…

– Это ты держишь? – возмутилась она. – Какаясамоуверенность!

Смеясь, они спускались к выходу из театра. В самомделе, больше всего ее держат дети, что растут не по дням, а по часам, –сильные, налитые жизнью, звериным здоровьем, не желающие спать ни днем ниночью, готовые ходить кувырком с утра до вечера, на лету хватающие все обрывкиразговоров, подбирающие знания отовсюду, будь это степенный рассказ профессора,зашедшего в гости к Засядько, или мат пьяного извозчика…

У подъезда царила обычная сутолока, когда иззябшие вожидании кучера и форейторы наперегонки кидаются к ступенькам, едва завидятфигуру барина. Крик, свист и щелканье кнутов, вопли, ругань, всяк торопитсяотъехать первым. Наше российское бесстыдство, подумал Засядько с отвращением.Еще когда тенор пел, иные находчивые уже вставали и пробирались к выходу, топчаноги оставшимся и мешая им увидеть концовку спектакля! Такой граф по манерам неушел от своего извозчика, а умом и вовсе не передюжит даже подошвы своихдорогих сапог.

Возле подъезда повозки сшибались корпусами, задевали другдруга колесами, стоял треск и щелканье бичей. Испуганно ржали лошади. Для форейторовбыло делом чести подать карету раньше других, обойти кучеров, тут не дособлюдения приличий, побеждает сильный да ловкий, а со слабыми не считаютсядаже в просвещенной Европе, здесь же вовсе Россия…

Засядько с отвращением смотрел, как иные давили народ,ломали повозки других театралов, ломились сквозь толпу, как свиньи через камыш,будто дикие звери спасались из пожара. Вот она, Русь, с ее широтой души: отслез умиления во время спектакля до грязного мата и смертоубийства сразу жепосле него!

Василь, гордо восседая на козлах, сумел пробиться кподъезду. Александр подал руку Оле, помог влезть, сам втиснулся рядом. Повозкабыла легкая, маневренная, и Василю удавалось протискиваться там, где застревалидругие.

Их обогнала карета, больше похожая на боевого слона ударнойармии Ганнибала. Богато украшенная золотом, тяжелая, массивная, на толстыхкрепких колесах, она будто и была рассчитана на столкновения с другими. Лошадизапряжены цугом, восемь пар, нелепейшая мода, непрактичная на Руси, форейторстегал коней и орал во весь голос, а далеко позади кучер щелкал кнутом.В крохотном окошке, похожем на бойницу, мелькнуло хмурое лицо с хищнозагнутым носом.