Читать книгу "Чакра Фролова - Всеволод Бенигсен"

Не дождавшись ответа на этот риторический вопрос, Веселый вдруг разразился хохотом.

Фролов невольно улыбнулся – уж больно заразительным был этот смех.

– И тогда приходится самому все расписывать, а им только на подпись давать. Читать умеют и то хорошо. Хотя попадаются и безграмотные. А вы, как я понял, человек творческий. Кино снимаете. А кино что? Кино – важнейшее из искусств. В общем, я наконец помолчу и послушаю гладкую русскую речь.

Сказано это было без малейшего сарказма или скрытой угрозы. Наоборот, очень добродушно. Иными словами, особист Веселый действительно был веселым. Причем дружелюбно веселым. Что тоже важно. В конце концов, бывают веселые садисты. Он был не из их числа. Что же до фамилии, то в свое время ему, только-только перешедшему в НКВД из комсостава Красной армии по ранению, предлагали сменить легкомысленную фамилию. Но поскольку предлагали, а не требовали, он отказался. Биография у него была идеальная, послужной список тоже неплохой – чего ж стесняться? После некоторых колебаний начальство оставило Веселого в покое. Тем более что новую службу он освоил легко и быстро пошел по карьерной лестнице (в те времена, впрочем, это было в порядке вещей – и поднимались быстро, и падали с такой же скоростью). Кроме того, оказалось, что и фамилия новичка, и его манера ведения допроса располагали арестованного к доверию. А доверие иногда эффективнее угроз.

«Надо же, – подумал Фролов. – И ведь не какой-то там писательский псевдоним типа Артема Веселого, а самая настоящая фамилия. Угораздило ж такого очутиться в особом отделе НКВД, где уместнее звучало что-нибудь вроде Угрюмов или Хмуров».

– А с чего начинать? – спросил Фролов. – Я уже, вроде, представился… Родился в…

– Не, это скучно, – перебил его Веселый. – Это я и потом записать могу. Вот вы, значит, по профессии кинорежиссер?

– Да. Работал на «Белгоскино» в Минске.

– Вот! – обрадовался Веселый. – А что сняли? Может, я видел.

– Не видели, – хмуро буркнул Фролов. Хотел добавить «и не увидите», но не стал.

– Ну ладно. Давайте тогда сразу с 22 июня. Где были? Как узнали о начале войны?

Фролов подробно рассказал о своей командировке, о Никитине, о том, как застряли в Невидове, как туда вошли немцы…

Веселый с огромным интересом слушал рассказ Фролова. Искренне восхищался каждым «сюжетным» поворотом и подталкивал собеседника к новым подробностям.

– Да? – хохотал он. – Так. Ну а вы? А он? А вы?! А они?!?

Казалось, он доверяет каждому слову, а вопросы задает исключительно из человеческого любопытства. Впрочем, изредка он что-то черкал на листке, но как ни пытался разглядеть Фролов, что именно, так и не смог.

– Значит, этот Фляйшауэр хотел, чтоб вы ему помогли?

– Отчасти, – уклончиво отвечал Фролов. – Но это просто фильм… Мы же никого не предавали.

– Да ну конечно! – восклицал Веселый. – Просто сотрудничали с немцами на почве, так сказать, искусства. Я правильно понимаю?

– Нет, мы не сотрудничали, – упрямо возражал Фролов.

– Ну это я так, образно. Он трудился и вы трудились. Так сказать, сотрудились. То есть сотрудничали.

– Да не сотрудились мы с ним! – нервно отвечал Фролов, вытягивая очередную папиросу из пачки Веселого. – Мы вообще отказались от какого-либо сотрудничества.

– Ну это понятно – с технической точки зрения дело непростое.

– Не поэтому, – гнул свою линию Фролов. – Просто потому что… не хотели.

Странное дело – чем больше подробностей и деталей выкладывал Фролов, чем больше хотел внести в свое повествование неоднозначности и сложности, тем более однозначным и простым все выглядело. И на немцев работали, и с какими-то сомнительными элементами в виде уголовников якшались, и партизанам помогать отказывались.

– Да мы не отказывались, – поправлял особиста Фролов, чувствуя, что веселость последнего имеет какую-то неприятную зацикленность – в шутливой форме все перевирать в сторону легкомысленного, если не сказать, преступно легкомысленного поведения допрашиваемого. – Просто откуда мы знали, где их искать? Да и не просили они у нас ничего.

– А потом, значит, все друг дружку поубивали? Немцы уголовников, и наоборот.

– Ну, получается, так, – кисло согласился Фролов.

– И что же, никто не выжил?

– Наверное, кто-то выжил, но мы-то не знаем. Там живых не было.

– А вы в это время купались?

– Да никто не купался. Я же сказал. Просто Тимофей этот топиться пошел, а невидовцы пошли его спасать.

– А вы с Никитиным…

– За компанию пошли.

– Из любопытства?

– Да, – вздохнул Фролов.

Выглядело это как-то жалко и некрасиво, но ведь так было на самом деле.

– То есть ни свет ни заря встали и пошли смотреть, как человек топится. А я, кстати, понимаю. Какое-никакое, а зрелище. Хлеба и зрелищ, как говорится. У меня у самого был случай. Пошли мы как-то… Но это в другой раз. А уголовники, получается, никого из деревни не выпускали.

– Почему? Выпускали.

– Нет, просто странно, что пока немцы караулили, вы, рискуя жизнью, бежали, а когда беги не хочу, вы пошли на озеро развлекаться.

– Да, странно, – невольно согласился Фролов, но потом опомнился. – Но ведь уголовники – наши, вроде. Чего ж бежать, если враг выбит?

– А что же, в Минск вы уже решили не возвращаться?

– Нет, ну просто прошла пара дней всего, как уголовники немцев выгнали – мы ждали удобного случая.

– Чтобы бежать?

– Ну да.

– Так ведь вы только что сказали – зачем бежать, если враг выбит?

– Сказал. Но… рано или поздно все равно пришлось бы возвращаться в Минск. Мы же просто не сразу поняли, что к чему. Да и как разобрать? Уголовники-то как там очутились? Сами по себе или их специально привезли? Наши они или вроде мародеров? Вот и ждали удобного случая.

– Но какой же может быть удобный случай, если уголовники вас не караулили?

– Ну не знаю… Мы хотели на авто бежать. Ногами-то далеко не убежишь. А наш автомобиль был порезанный, а их грузовик под присмотром.

– А при немцах ногами бежали и ничего. Ох, запутались, Александр Георгич, запутались.

Веселый рассмеялся и шутливо пригрозил пальчиком.

Этот жест Фролову не понравился. Однако он мужественно продолжил рассказ. Но теперь он почти не спотыкался, поскольку понял, что сомнительные детали надо опускать. Не говоря уже о таких крупных просчетах, как съемки немецкого пропагандстского фильма. Они и безо всяких объяснений тянули на измену Родине. Из рассказа также исчез партизан, которого Кучник угостил кулаком в челюсть статуя Сталина, на которой плыл Райзберг, контуженый пассажир в машине, еврейские партизаны, а также Варя с ее немецким офицером. На всякий случай даже Гуревича Фролов упомянул исключительно вскользь – а то выйдет, что они скупщику краденого помогали. Единственное, что проскочило, это несчастный Кучник, улетевший из вагона. Детали со спущенными штанами и сгущенкой Фролов хотел опустить, но без них все выходило либо недостоверным, либо говорило в пользу сознательного прыжка, что было бы подозрительно.