Читать книгу "Человек из тени - Коди Макфейден"

Смерть всего лишь шаг в сторону.

Но с другой стороны, такова и жизнь, со всеми, кто за нее ратует.

57

Келли распорядилась, чтобы присутствовали три человека: я, Мэрилин и Элайна. Само собой, присутствует и Бонни. Келли не возражает.

Келли очнулась через два дня после смерти Питера Хиллстеда. Прошло еще два дня, и доктор решает проверить ее ноги на чувствительность. Келли изо всех сил старается держаться молодцом, но я вижу, что она в ужасе.

Выглядит она ужасно. Бледная, осунувшаяся. Но живая.

Скоро мы узнаем, сможет ли она снова ходить.

Доктор держит в руках один из этих инструментов, которые все знают по виду, но не по названию, — что-то вроде вращающейся стрелы с ручкой. Он приготовился коснуться определенных точек на ее ногах. Он поднимает глаза на Келли.

— Готовы?

Элайна хватает ее за правую руку, я — за левую. Мэрилин стоит слева от Элайны. Бонни смотрит на все с тревогой.

— Пощекочите меня, лапонька.

Доктор проводит инструментом по ее пятке. Смотрит на нее.

— Чувствуете?

Ее глаза расширяются от страха. Голос слабый.

— Нет.

— Не паникуйте. — Он ее успокаивает, но я знаю, что это не помогает, потому что ее рука едва не ломает мою. — Давайте попробуем другую ногу. — Он проводит стрелкой по пятке.

Мы ждем…

Большой палец дергается. Келли затаивает дыхание.

— Вы почувствовали? — спрашивает доктор.

— Я не уверена…

— Ничего. Движение большого пальца — отличный признак. Давайте попробуем еще раз. — Он проводит инструментом по ступне. На этот раз большой палец реагирует сразу же.

— Я чувствую! — восклицает Келли. — Не очень четко, но чувствую.

— Это очень, очень, очень хорошо, Келли, — говорит доктор. — Теперь я хочу, чтобы вы попробовали кое-что сделать. Попытайтесь пошевелить этим пальцем, тем, который дергался.

Я чувствую, как Келли потеет.

— Давай, — уговаривает ее Элайна, — попытайся. У тебя получится.

Келли смотрит на свой большой палец с такой сосредоточенностью, какой бы позавидовал спринтер на Олимпийских играх. Я чувствую ее умственное напряжение как нечто конкретное.

Палец двигается.

— Сейчас я что-то чувствую, — возбужденно говорит Келли. — Какую-то… связь. Я понятно объясняю?

Доктор улыбается. Это широкая улыбка. Никто из нас еще не позволяет себе расслабиться и испытать облегчение, но мы уже готовы к этому. Нам только нужно услышать заключение доктора.

— Да, понятно. Отличные новости. Остается пять процентов вероятности, что будут какие-то последствия. Ничего такого, с чем бы не справилась физиотерапия, так что не волнуйтесь в случае чего. Тогда вам придется снова научить свое тело реагировать на сигналы, посылаемые мозгом. — Он делает паузу. — Но я с уверенностью могу сказать: паралич вам не грозит.

Келли откидывает голову на подушку и закрывает глаза, а палату наполняет хор восклицаний: «Слава Богу!»

Затем мы все замолкаем.

Потому что слышим рыдания.

Бонни. Маленькая Бонни стоит у дверей палаты Келли, лицо красное, слезы потоками текут по щекам, кулак прижат ко рту. Она пытается закрыть вулкан скорби, который требует высвобождения.

Я так потрясена, что лишаюсь дара речи. У меня такое ощущение, что кто-то острой бритвой разрезал мое сердце пополам.

Из всех нас больше всего боялась за Келли Бонни. В ее глазах, если бы Келли осталась калекой, это означало бы, что он победил. И она плачет о своей матери, обо мне, об Элайне, о Келли и о себе.

Первой приходит в себя Келли.

— Иди сюда, лапонька, — ласково говорит она.

Нежность в ее голосе поражает меня.

Бонни кидается к ее кровати. Она берет Келли за руку и, продолжая плакать, трется щекой о костяшки ее пальцев. Келли что-то бормочет, остальные стоят молча.

При всем желании мы не можем заговорить.

Келли просит меня остаться с ней на несколько минут наедине.

— Итак, — говорит Келли после недолгого молчания, — теперь уже все знают про меня и Мэрилин.

Я ухмыляюсь:

— Точно.

Она вздыхает, но сожаления в этом вздохе нет.

— А, ладно. — Она снова молчит. — Знаешь, она меня любит.

— Я знаю.

— Но я не потому предложила тебе остаться здесь со мной, — говорит она.

— Да? А почему?

— Я кое-что должна сделать и… возможно, я еще не готова сделать это с Мэрилин. Возможно, никогда не буду готова.

Я удивленно смотрю на нее:

— Ты о чем?

Она жестом просит меня подойти поближе. Я сажусь на край кровати.

— Еще ближе.

Я подвигаюсь. Она протягивает руки, мягко хватает меня за плечи и притягивает к себе. Она обнимает меня.

Я не сразу понимаю, но потом до меня доходит, я закрываю глаза и крепко обнимаю ее.

Она рыдает. Беззвучно, но от души.

И я обнимаю ее и позволяю ей выплакаться. И мне вовсе не грустно. Потому что это не те слезы, которые нужно унимать.

58

Уже пять часов, и, кроме меня и Джеймса, в офисе никого не осталось. Большая редкость. Всех монстров временно уложили спать. Мы можем жить по расписанию. Я собираюсь этим воспользоваться.

Я слежу, как распечатывается мой отчет. Скоро появится последняя страница, что ознаменует окончание дела Джека-младшего. Вся его кровь, страдания и жизнь быстро остались в прошлом.

Впрочем, не совсем так. То, что он делал, долгие годы будет эхом отзываться в наших жизнях. Он резал глубоко, по живому. В шрамах нет нервов, но они видны, и иногда на рассвете они чешутся, как давно потерянная конечность.

— Вот мои заметки, — говорит Джеймс.

Я вздрагиваю. Он кладет бумаги на стол.

— Спасибо. Я почти закончила.

Он стоя смотрит на принтер. Редкий момент. Нам с Джеймсом комфортно молчать рядом друг с другом.

— Наверное, мы так никогда и не узнаем, — говорит он.

— Наверное, нет.

У нас общий темный поезд и общий интерес. Нам не нужны долгие беседы.

Существовал ли кто-то до отца Питера Хиллстеда? Был ли дедушка-убийца или такой же прадедушка? Если бы мы могли очутиться в том времени, когда не было ни сложных ухищрений сегодняшней практики уголовных расследований, ни базы компьютерных данных, кто знает чего мы смогли бы достичь?