Читать книгу "«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма - Сергей Николаевич Магнитов"

ряд парадоксов, которые не входят в голову простому человеку. Ещё три года назад за то, что написал Некрасов, были «меры» вплоть до расстрела. А тут всесоюзное издание с миллионными тиражами?! Как же так?

Свобода слова, рассказать правду о войне – до сих пор суровые темы. Общее настроение сначала всегда одинаково: мы, конечно же, за правду о войне, а значит за свободу слова о ней. Но затем многие ретивые начинают наблюдать за собой и приходят к странному выводу: моментальная правда, поверхностная, разовая, частная, которая тем не менее выходит в массовое инфополе, приводит к конфликту, когда правда становится неполной, трактуемые причины событий – ложными. Мы это из логики знаем – неполная правда становится ложью.

Второй момент, который сильно влияет на сознание: правда на войне всегда реактивна. И особенно тяжелая – негативная правда – сразу провоцирует реактивную же панику. Чем это объяснить? Вам говорят: мы потеряли город, это поражение! – И вместо того, чтобы оставить это при себе, человек, преследуемый неведомыми импульсами, несется это сообщать всему миру. Именно в момент, когда официальная формула переходит в голову и уста простого человека, который снабжает информацию своими эмоциями, оценками и катастрофическими сценариями – она переходит в паническое настроение окружающих.

Американцы любят изучать малые детали крупных процессов. Потому что малыми техниками часто достигается крупный результат. Их центры исследования паники показали невероятную эффективность панических клинчей, и – самое важное – они нашли ключ к русской душе, которая действительно требует правды.

Но Сталин паникеров не жаловал и часто ставил к стенке разносчиков этой самой «окопной правды».

Как же так? Человек истерично говорит: мы сдали Смоленск, Гитлер идет к Москве! – Это правда? Вроде правда. За что же казнить? У Сталина есть основания для жестоких решений?

А вот за что. Если вырвать малую правду из контекста, то паника ничем не уравновешивается. Ведь паникер орет правду в люди, люди в шоке от этой правды. Но можно ли назвать усеченную, реактивную правду правдой? Нет. Но именно военная, усеченная, реактивная локальная правда сеет панику эффективнее и эффектнее, чем контрпропаганда противника. Если в номере телефона неправильна всего одна цифра – неправилен весь номер. Правда из одного окопа или угла – не может быть правдой.

А теперь так. Если на момент сдачи Смоленска Сталин наращивает производство танков в Челябинске, формирует сибирские дивизии, наращивает оборонные редуты под Москвой, а союзники в двух шагах от решения о втором фронте, – то картина будет другая. Но ведь это для паникеров уже неинтересная часть!!! И это продумано провокаторами паники, к сожалению…

Ещё в древности знали оптический прием, который можно назвать «за сосной не видно леса». Для этого нужно человека приблизить к дереву на расстояние, когда лес исчезнет за стволом сосны. Никто не скажет, что сосна не лес, нет, но леса не видно! А если кругом одна сосна – значит я в заточении – замуровали демоны!

Согласимся, если крик будет не «Мы сдали Смоленск, Гитлер у стен Москвы!», а так: «Мы оставили Смоленск и произвели тысячу танков, которые идут к Москве вместе с тремя сибирскими дивизиями» – то это будет явно другая формула. И важно отметить в этой формуле, что она более правдива, а значит усеченная формула отчасти лжива! То есть получается, что паникеров расстреливали, несмотря на правду, за ложную информацию, на основании которой разжигались массовые страсти!

И таких примеров масса, причём полная правда остается тихой, а усеченная гремит. А почему? Потому что лже-правда – тоже изучили американские аналитики – хочет быть громкой. Прозвучать как гром среди ясного неба! – это тоже свойство простого человека, каковым является журналист, который не может иметь всю картину происходящего, – где окопная правда увязывается с разработками ГКО. Но увы, привычка ради красного словца не жалеть «свово отца» есть в природе человека! Увы.

Но и массового человека тоже можно понять и защитить их души: не только Короли и Ханы не любили плохих новостей – но в природе любого человека впадать в уныние и пессимизм от них. Но зачем тогда кормить унынием тех, кто завтра должен брать Берлин – сидя в окопе ещё под Курском?!

Поэтому Сталин репрессиями в отношении правдорубов и паникеров останавливал жажду красного-словца-на-миру и как-гром-среди-ясного-неба. Просто потому, что это неправда – по количеству малой правды перед Большой Правдой.

Далее. Наши добрые друзья давно и тщательно изучают массовые негативные страсти. Первое удивительное, что они открыли, это поразительная скорость доверия людей к любой негативной информации. Любой! Внимание к негативной инфе в нас воспитала эволюция. Критическая нейтрализация её приходит гораздо позже, а дело сделано – негатив разогнан и где-то уже лег на дно эмоций! На этом строится вся информационная политика наших добрых оппонентов: ударный, часто грубый негатив – но поданный моментально, с предельной скоростью разгона. Да, потом следует разоблачение – но дело сделано – панические флюиды всосались в массы.

Именно поэтому Сталин был радикален с паническими слухами, разговорами и паникерами. И как великий психоделик он понимал: расстрел паникера – это, удивительно, но факт – шаг к возвращению доверия к власти: власть с паникером не церемонится, а значит она действует и собирается побеждать.

Победа в 1945 году подтвердила правоту Сталина, который знал всю Правду и на основе её получал право ставить паникеров к стенке. Но как только вся суровая стяжка поражений и побед, мелких катастроф и многих прорывов сфокусировалась на победном результате – негативное встало на место как ущерб-жертва войны в целом, и когда стало понятно, что после победы нужно показать, как трудно победили и вводить концепт «победа – ради мира» (а не, к примеру, для продолжения войны вплоть до Лиссабона, что требовали многие генералы), включился антивоенный тренд, который и задал Некрасов. Книга, напомним, получила Сталинскую премию в 1947 году. «Окопная правда» оказалась важнее после войны, а не тогда, когда в солдата летит вражеский снаряд.

В своё время нас удивляли советские учебники, которые писали о поражении Николая Первого и России в Крымской войне. И в учебниках не прописывалась странность: а почему мы проиграли Севастополь, но он остался под юрисдикцией России? И вот упорное нежелание советских историков объяснять этот факт успехами, к примеру, Румянцева на других фронтах, например, взятием Карса, активным нашим продвижением в Средней Азии, неудачами «союзников» на Дальнем Востоке (героическая оборона Петропавловска-Камчатского в 1854 г.)… То есть без этого компонента «правда» о поражении в Крымской войне «зависала» и оказывалась ложью. И только рассматривая весь боевой контекст