Читать книгу "Дочь того самого Джойса - Аннабель Эббс"

как и всех сумасшедших.

Когда Киттен сказала мне, что Сэнди Колдер возвратился в Париж и живет в своей старой студии с молодой женой, я осталась совершенно спокойна. Я тихо сидела на диване миссис Леон с идеальной обивкой, умиротворенно сложив руки на коленях, не швыряла стулья, не проявляла никаких признаков гнева или безумия. Я лишь взглянула на Киттен и спросила:

– Она носит мои серьги и мою брошь?

– М-м-м… возможно. Я не знаю. Я не встречалась с ней лично. – Киттен нахмурилась и отвернулась.

– Я буду молиться, чтобы нигде с ним не столкнуться. – Я не говорила Киттен, что теперь часто захожу в церковь, незаметно проскальзываю через огромные, изукрашенные резьбой двери, под покровом темноты становлюсь на колени, на холодный каменный пол, и молюсь о чудовище внутри – о том, чтобы Она умерла, чтобы Ее убили, какой бы кровавой ни оказалась казнь.

– По крайней мере, у тебя теперь есть Алекс. Кажется, он чудесный во всех отношениях.

– Да, слава богу, у меня есть Алекс.

– И как только выйдешь замуж, ты почувствуешь себя самой собой.

– Собой? – Я сдвинула брови, неуверенная, кто теперь «я». И ощутила шевеление в животе – как будто Она снова проснулась, стряхнула с себя летаргический сон, злясь на меня за мою неуверенность.

– Ты будешь миссис Алекс Понизовский, – весело добавила Киттен. – И может быть, мы снова сможем танцевать.

– Снова сможем танцевать? – эхом отозвалась я. Но как только слова Киттен проникли в мое сознание, мое тело вдруг наполнилось легкостью. Моя кровь, такая густая и тяжелая, словно превратилась в воздух. – Ты хочешь сказать, открыть танцевальную школу?

– Почему бы и нет? Мы будем более устроены, когда выйдем замуж. И у нас еще останется время до того, как родятся дети.

– Да! – воскликнула я. – Да! – И, сжав руки Киттен в своих, я услышала, как Она мрачно ползет обратно в клетку, звеня цепями.

– Как только разберемся со свадьбами, составим план. Ты помнишь все эти движения Маргарет Моррис? Некоторые были ужасно сложными! А уроки у месье Берлина! Как он на нас кричал! Какой же он был смешной, правда?

Я спрыгнула на пол и поднялась на мыски. Помню ли я? Могу ли я снова танцевать? Я начала кружиться, медленно и сосредоточенно, выгнув спину, раскинув руки – так, как любил баббо. Мои одеревеневшие руки и ноги снова обрели гибкость, окостенелость в суставах исчезла.

– Ты все еще так прекрасно двигаешься, Лючия. – Киттен пригладила акрошкеры кончиками пальцев и окинула меня одобрительным взглядом. – Пообещай мне, что больше не бросишь танцы!

– Обещаю! – громко сказала я, заглушая тихое рычание чудовища. Я вытянула шею, подняла руки над головой, раздвинула пальцы и грациозно подняла правую ногу. Киттен права. Почему бы мне снова не начать танцевать? Да, как только я уйду из дома, я начну танцевать!

Неделей позже я сидела в ресторане «Друан», напротив баббо и мистера Леона. Их лица порозовели от выпитого. На помолвке присутствовали все, кроме Киттен, которая заболела. И Джордже Мы пили шампанское, ели блины с русской икрой и сметаной, и все провозглашали тосты за нас с Алексом. Баббо все больше и больше краснел. Слава богу, что он произнес свою короткую речь раньше! Мистер Леон рассказывал непристойные анекдоты, а баббо уже напевал какую-то ирландскую балладу, и его голос постепенно крепчал.

От Алекса меня отделили – большую часть вечера он провел на другом конце стола, зажатый между мамой и Люси Леон. Что они ему там говорят, подумала я. И воспользовалась возможностью понаблюдать за Алексом, изучить его. Еще раз. Его густые темные волосы, мягкие и пушистые, как мох. Его круглое, с нежной персиковой кожей лицо. Его глаза цвета жженой умбры, честные и бесхитростные. Как это не похоже на резкие черты лица Беккета, мелькнуло у меня в голове. А затем передо мной предстал образ Беккета, и мой пульс участился. Я почувствовала себя виноватой. Я не открылась перед Алексом до конца. Мой обман давил на меня, как толща воды, выжимал воздух из легких, мое дыхание стало коротким и отрывистым. Но когда я отогнала Беккета, снова убрала его в маленькую коробочку, где он должен был находиться, я опять поймала простодушный взгляд Алекса… и вдруг поняла, что он тоже открыл мне не все. Он чуть помахал мне рукой, и я помахала ему в ответ, с широкой неподвижной улыбкой. Мой будущий муж.

Мы договорились, что после праздничного ужина Алекс проводит меня «домой», то есть на квартиру Леонов. Я немного замедлила шаг, намеренно отстав от мистера и миссис Леон, – они шли впереди. Когда они оказались настолько далеко, что не могли нас услышать, я спросила Алекса, почему он сделал мне предложение. Он ответил – разумеется, потому, что хотел, чтобы я стала его женой. Но я попросила его сказать мне правду. Чья это была идея? Кто подсказал ему, поощрил его? И почему он предложил мне руку и сердце именно сейчас, а не раньше.

Алекс с минуту молчал. Я ощутила, как напряглась его рука под моей ладонью. А затем рассказал, что мысль о женитьбе на мне пришла в голову Полу Леону. Пол и Люси Леон твердили, что он должен сделать мне предложение. Они убеждали его, как могли. Говорили, что я не какая-нибудь богемная американка, приехавшая в Париж наслаждаться свободой, а хорошо воспитанная, вполне буржуазная девушка из семьи с традиционными ирландскими моральными ценностями. И что я не из тех, с кем можно бездумно флиртовать, мои чувства – не игрушка, и после всего, что между нами было, он, как честный человек, просто обязан на мне жениться.

Я спросила, любит ли он меня. Алекс ответил, что, конечно, любит, остановился и поцеловал меня в щеку. Но я не задала главного вопроса – влюблен ли он в меня. И не сказала, что мое сердце все еще принадлежит Беккету.

После того как мы с Алексом поцеловались на прощание и пожелали друг другу спокойной ночи, Пол Леон сразу же отправился в постель.

– Слишком много выпил, – сухо заметила Люси, поджав губы.

Я добралась до кушетки и упала на нее. Я очень устала и была растеряна. Слова Алекса, как пули, рикошетом отскакивали от стенок черепа. Меня мучила ужасная головная боль. Я закрыла глаза и, как всегда, постаралась сосредоточиться на дыхании. Но вместо ожидаемого облегчения я вдруг почувствовала, что падаю, проваливаюсь во тьму. Я попыталась поднять ногу, но не смогла. Пошевелила было пальцами, но они меня