Читать книгу "Король-колдун - Джулия Дин Смит"

— Дарэк, почему? — молила Атайя, сжимая плечи брата и стараясь унять конвульсии, сотрясавшие его тело. — Это же моя битва. Зачем ты вмешался?

Король отрывисто и коротко пробормотал.

— Я должен был. Я не думал… я просто не мог. — Тело содрогнулось в новом приступе боли. — Я не мог допустить, чтобы ты проиграла таким образом. Только не так.

Атайя опустилась на колени, пытаясь исцелить его раны. Но легчайшее прощупывание сказало ей, что повреждения, нанесенные заклинанием Мудреца, неисцелимы — словно удар меча пронзил все его органы, и теперь жизнь по капле вытекала из тела Дарэка.

Боже, нет… только не он. Только не сейчас, когда мы только что стали друзьями.

— Дарэк? Ты слышишь меня?

Король всегда славился тем, что хорошо переносил физическую боль. Однажды, еще ребенком, Дарэк вывихнул руку, упав с лошади, и стоически воздерживался от крика, пока врач с тошнотворным хрустом вправлял ему конечность. Кельвин так гордился мужеством сына, что даже не стал бранить его за то, что Дарэк забыл подтянуть подпругу, прежде чем пустить лошадь в бешеный галоп.

И сейчас Дарэк еще храбрился, но эту битву он безнадежно проигрывал. Король беспомощно шевелил руками, мучительно хрипя от усилий.

— Атайя, сделай что-нибудь… — На губах пузырилась кровавая пена. — Скажи Сесил… — Дарэк захлебнулся кровью, хлеставшей из горла. Другой кровавый ручеек испачкал королевскую тунику и юбку Атайи. — Скажи Сесил и детям, что я любил их.

Первый раз в жизни Дарэк так открыто выражал свои чувства. Атайя поняла, что брат знает — смерть близка.

Последним усилием король стянул тяжелый золотой перстень с пальца и вложил его в ладонь Атайи. Перстень стал скользким от крови, но принцесса, охваченная благоговением, даже не подумала стереть ее.

— Возьми его. Только ты сможешь привести Кайт к миру. Я думаю… теперь… ты единственная, кто сможет…

Король странно посмотрел на Атайю, внезапно осознав, что из всех людей на свете меньше всего он ожидал увидеть у своего смертного одра именно ее. Затем, успокоенный тем, что оставляет свои земные заботы в надежных руках, Дарэк смежил веки. Последний вздох — и тело короля безжизненно опустилось на мостовую.

Атайя провела рукой по редкой бороде, тронутой сединой. Рукавом платья нежно стерла кровь с губ.

Прощай, Дарэк.

Осторожно обходя кровавые лужи, чтобы не запачкать свои прекрасные белые туфли, приблизился Мудрец.

— Он был всего лишь человеком, — промолвил Брандегарт, словно это оправдывало то, что он сделал. — Слишком мало для настоящего короля.

Атайя вытерла глаза липкими от крови руками, оставляя красные полосы на щеках, затем медленно подняла лицо, встретившись глазами с убийцей брата.

— У тебя нет даже этого, Брандегарт. Ты даже не человек и тем более не король, если способен напасть на своего врага, даже не дав ему возможности защититься.

Мудрец равнодушно пожал плечами:

— А скольких колдунов уничтожил он и его Трибунал?

Это не дает тебе права поступать таким образом! Атайе хотелось закричать на него, но она прекрасно понимала, что Мудрец едва ли снизойдет к ее крикам. Волна скорби грозила затопить принцессу, однако пульсирующие покровы напоминали Атайе, что сейчас не время плакать — не здесь и не сейчас. Иначе Мудрец воспользуется ее слабостью, чтобы нанести смертельный удар.

Нельзя просто выплеснуть свой гнев — со временем принцессе еще предстоит почувствовать сожаление о том, что могло бы вырасти из их с Дарэком дружбы. Эмоции требовали выхода, словно заклинания, слишком долго скованные печатью. Держать их внутри было равносильно безумию, и Атайя чувствовала, что взорвется, если не позволит грубой силе, рвущейся наружу, освободиться.

И освобождение пришло. Как ни странно, но пришло оно из того источника, откуда Атайя меньше всего ждала помощи.

— Итак, Атайя, не пора ли нам завершать…

Мудрец запнулся на полуслове, когда архиепископ Люкин, все еще облаченный в торжественную красно-белую коронационную ризу, уверенно направился к нему сквозь покровы. Взгляд Люкина коротко скользнул по телу Дарэка, прежде чем архиепископ окатил Атайю волной своего гнева — подобной злобы Атайе не доводилось видеть в глазах Люкина со времен суда по обвинению в ереси, когда он приговорил принцессу к смерти. В руках архиепископ держал ящик — очень знакомый ящик, подумала Атайя. Кажется, она уже видела его…

— О Боже…

Атайя инстинктивно отпрянула к границе круга, но ледяной обруч, сжавший сердце, грубо напомнил принцессе, как прочно она связана с покровами.

Слишком часто удавалось тебе ускользать от меня, — читала Атайя в глазах Люкина, горящих неподдельной ненавистью. — Сегодня тебе не удастся сбежать. Ты попала в ловушку собственного колдовства.

Поставив ящик на землю, архиепископ низко поклонился Мудрецу.

— Король Дарэк умер, — произнес Люкин, скрывая свои чувства под маской покорности. — Да здравствует Брандегарт, король Кайта и правитель острова Саре!

Не подозревая о том, что находится в ящике, Мудрец испустил цветистое сарское проклятие, раздосадованный еще одной задержкой.

— Поди прочь! — проревел он, замахав руками на Люкина, ужасный в своем величественном гневе. — Мы еще не закончили!

— Конечно, но скоро это случится, — отвечал Люкин с легкой досадой. — Очень скоро.

Чувствуя невольное уважение к его способности притворяться, принцесса в немом изумлении глядела на архиепископа. Неудивительно, что Люкин так быстро согласился принять участие в коронации! Заменив корону Кайта на смертоносный корбаловый венец Фалтила, похищенный из лесного лагеря, теперь Люкин был абсолютно уверен в смерти Мудреца, а также и всех колдунов, пришедших на церемонию. Таким образом, триумф Мудреца обратился бы триумфом архиепископа. Люкин стал бы спасителем Кайта — первым среди слуг Господа, избавившим королевство от губительного влияния колдовства на годы вперед. Без Мудреца и Атайи лорнгельды вновь оказались бы разрозненными и уязвимыми и в конце концов стали бы легкой добычей Трибунала. Вновь, как во времена Фалтила, Кайт больше не тревожили бы колдуны.

— Я принес корону, ваша светлость, — промурлыкал архиепископ, молитвенно сложив руки. — Вот она, позвольте показать.

Мудреца взбесило то, что архиепископ никак не уходит, но случайный взгляд, брошенный на Атайю, подсказал ему, что здесь что-то не так, и Брандегарт подозрительно уставился на ящик.

Когда Люкин опустился на колени и стал развязывать кожаные ремни, Атайя страстно, как никогда в жизни, взмолилась, чтобы Джейрен тоже опознал ящик и бросился от опасности со всех ног. Затем с холодным самообладанием — следствием готовности принять неизбежное — Атайя приготовилась использовать единственный оставшийся шанс.

Легкая озабоченность нарушала уверенность принцессы в себе. Прошлой ночью тебе едва удалось зажечь с помощью одного-единственного корбала ведьмин огонь. Как же ты собираешься применить гораздо более сильное заклинание, используя силу дюжины камней? — однако сомнения быстро улетучились. Атайя слишком сосредоточилась на своей цели, слишком была захвачена водоворотом чувств и слишком нацелена на предстоящий поединок — последний труд своей жизни. Несомненно, ей суждено погибнуть. Если даже один кристалл способен высосать жизненную силу принцессы и к тому же ей не удастся вовремя остановиться, корона Фалтила заберет ее жизнь в мгновение ока. Атайе остается только молиться, чтобы не утратить концентрацию до того, как дело будет сделано. А затем… впрочем, какое это имеет значение? Погибель Мудреца все оправдает.