Читать книгу "Миг - и нет меня - Эдриан Маккинти"

Я заглянул в холодильник. Там еще оставались картофельные лепешки, и я спросил себя, не излечит ли меня от ностальгии еще одна порция «поджарки». Достав сковородку, я вскрыл пакет с лепешками и, вдохнув знакомый запах, снял телефонную трубку и набрал номер.

Миссис Хиггинс было уже за восемьдесят, поэтому она была слегка рассеянна и к тому же глуховата, и мне понадобилось не меньше минуты, чтобы втолковать ей, кто звонит и зачем.

— Миссис Хиггинс, здравствуйте, это Майкл Форсайт говорит… Вы ведь помните Мики, правда? Я звоню из Америки… Из Америки!!! Будьте добры, позовите мою бабушку, если она дома…

Миссис Хиггинс ответила, что бабушка дома и что она видит из кухонного окна, как та развешивает белье во дворе. Потом миссис Хиггинс добавила, что вот сейчас бабушка не вешает белье, а разговаривает с миссис Мартин.

Миссис Мартин я отлично помнил. Эта скандалистка нагоняла ужас не только на меня, но и на половину нашего прихода, но к бабуле она почему-то питала слабость. Несмотря на это, я без колебаний включил ее в число недоброжелателей, которые могли позвонить в министерство социального обеспечения и настучать, что я подрабатываю на стороне, хотя официально числюсь безработным.

— Скверная женщина эта Одри Мартин, очень скверная… — продолжала скрипеть мне в ухо миссис Хиггинс.

— Да-да, конечно, совершенно с вами согласен, — сказал я с поистине ангельским терпением. — А теперь не будете ли вы так любезны позвать к телефону бабушку?

Я услышал, как миссис Хиггинс положила трубку на стол и стала кричать. К несчастью, она сама собиралась стирать, поэтому перед тем, как упомянуть о звонке из другого полушария, миссис Хиггинс выбранила бабулю и миссис Мартин за то, что те вздумали развешивать белье, когда вот-вот польет дождь. С ее стороны это был серьезный промах, потому что следующие несколько минут все три женщины горячо спорили о погоде, причем у каждой имелось свое собственное авторитетное мнение. Громкие голоса миссис Хиггинс и миссис Мартин с легкостью преодолевали несколько тысяч миль подводного кабеля и были слышны даже по другую сторону океана, в Америке. Я ждал — с самого начала я знал, что пройдет порядочно времени, прежде чем я услышу голос бабули. Откровенно говоря, я уже начал жалеть, что позвонил. Переключив телефон на громкую связь, я налил в сковородку немного масла и начал потихоньку его разогревать, гадая, когда же миссис Хиггинс наконец перейдет к главному. Собака Пентландов вчера опять лаяла — не иначе как к граду, но бабуля уверяла, что, коли подгнившие капустные листья так и не развернулись, дождь начнется только к вечеру. Миссис Мартин, предсказывавшая погоду по полету птиц, была согласна с таким прогнозом, но миссис Хиггинс только что смотрела телевизор, а в программе новостей Би-би-си передали, что в Белфасте, оказывается, всю ночь шли дожди. Больше того, по сведениям всезнающих телевизионных синоптиков, дождь продолжался сейчас, а между тем, хотя небо и затянуло облаками, никакого дождя не было ни ночью, ни сейчас, так что миссис Хиггинс вынуждена была с жаром опровергнуть это поразительное по своей сложности утверждение.

Потом миссис Мартин начала орать на двух подростков, взобравшихся на забор через два участка от нее, и я невольно подумал, что ей, чтобы докричаться до Америки, не нужны никакие кабели. Прислушиваясь к гулким раскатам ее могучего голоса, я невольно вздрогнул. По причинам, которые так и остались тайной (даже суду не удалось установить их с полной достоверностью), на благотворительной распродаже подержанных вещей в Госпел-холле миссис Мартин раскроила голову собственному мужу ударом каминной кочерги. Местный суд в Ньютонэбби вынес ей условный приговор, однако большинство соседей сходились во мнении, что если бы миссис Мартин не была такой крупной и грозной женщиной, а мировой судья не жил бы от нее буквально через улицу, ей почти наверняка пришлось бы отбывать свои шесть месяцев за решеткой. Когда она только начала кричать, мальчишки на заборе наверняка наложили в штаны от страха, и я усмехнулся, услышав донесшиеся из динамика далекие панические вопли и звуки, сопровождающие стремительное бегство, после которых три достойные женщины еще минуту-другую совещались о нравах современной молодежи.

Должно быть, размышления о современной молодежи все-таки пробудили у миссис Хиггинс воспоминание о том, что еще один представитель этого «бесстыжего племени» ждет у телефона. Как бы там ни было, она велела бабуле поскорее идти в дом, потому что ей «звонят из самой Америки».

Я услышал, как бабуля торопливо шагает по дорожке, потом раздался ее взволнованный и запыхавшийся голос.

— Привет, ба!

Бабуля негромко ахнула:

— Майкл, это ты?! Я уж думала, ты умер. Имей в виду, я очень сердита на тебя. Почему ты так долго не звонил? Недавно ко мне заезжал этот пьяный идиот, который у тебя заместо отца, но когда я сказала, что уже несколько месяцев ничего о тебе не слышала, даже он забеспокоился…

— Ну извини, ба, ты же знаешь, как это бывает.

— Ты, конечно, не приедешь на Рождество?

— Нет.

— Я так и думала. И Одри Мартин тоже сказала, что теперь ты наверняка не будешь приезжать.

— Миссис Мартин?

— Да.

— Я бы на твоем месте ей не доверял. Я уверен, что это она настучала в министерство социального обеспечения насчет той фотографии в «Белфаст телеграф». Фактически я лишился пособия из-за нее.

— Что ты такое говоришь, Майкл! Одри Мартин и мухи не обидит.

— Вот тут ты права. Мухам действительно ничто не грозит, но согласись, что более крупным существам есть чего опасаться, — сказал я. Я хотел пошутить, но с бабулей такие вещи не проходили. Она просто не умела понимать шутки.

Между тем масло на сковороде зашипело, и я начал бросать в него куски лепешек и сосиски. Как я и ожидал, разговор складывался не слишком удачно.

— Ты простудился, Майкл? — строго спросила бабуля. — Наверное, опять ходил по улице без шарфа!

— Но, ба, я уже давно потерял свой шарф!

— Вот поэтому-то ты постоянно простужен.

— Я предпочитаю придерживаться вирусной теории заражения.

— Вот погоди, простудишься насмерть, будет тебе вирусное заражение, умник! — ответила бабуля с несвойственной ей грубостью, и я подумал, что ее, похоже, что-то основательно расстроило. Может быть, даже я…

— Послушай, ба, извини, что не звонил, ладно? Не сердись!

— Ладно, я не сержусь, Майкл… Больше не сержусь, только ты так больше не поступай. Обещай мне, что будешь звонить почаще.

— Обещаю.

— То-то же. Кстати… — начала она, но вдруг замолчала. Возникла пауза, в течение которой к шипящим на сковородке компонентам «ольстерской поджарки» присоединились колбаса, пресный хлеб и яйца. Теперь оставалось только дождаться, пока аппетитный запах поднимется к потолку и заполнит всю квартиру, сосиски потемнеют, а кровяная колбаса покроется хрустящей корочкой.