Читать книгу "Если сердце верит - Барбара Делински"

— Да?

Лили видела, как по мере разговора менялось лицо матери. Наконец Майда повесила трубку.

— Это была Элис. Она сказала, что по всему городу звонят телефоны. Все говорят о какой-то пресс-конференции.

— Да, — проронила Лили.

— И еще что-то о Джоне и о тебе. Сегодня действительно прибывают какие-то репортеры?

— Да.

— Зачем?

— Потому что у нас есть информация о Терри Салливане, которая доказывает…

— Мне наплевать на Терри Салливана! — воскликнула Майда, чувствуя себя преданной. — Я беспокоюсь о нас. Все ведь уже утихло. Пресса потеряла интерес. Ведь и мы с тобой почти поладили. Разве не так?

Если бы в этот миг Лили могла повернуть стрелки часов вспять, она отвергла бы идею пресс-конференции. Майда права. Между ними и в самом деле все вполне наладилось.

Но не все наладилось в жизни. И Лили тихо ответила:

— Речь не только о нас с тобой.

— Только, — возразила Майда. — Речь идет об уважении, которое ты никогда мне не выказывала. Петь в церкви казалось тебе недостаточно хорошо. Ты непременно хотела выступать у Чарли. А потом на Бродвее. Ты знала, что я буду против, но все равно пошла на это.

— Но именно это я делала лучше всего.

— А потом эта заваруха в Бостоне. Ну ладно, все уже было кончено и забыто, так нет же, ты снова ворошишь прошлое. Разве нельзя оставить все как есть?

Лили десять раз задавала себе тот же вопрос. Она вздохнула:

— Нет. Я не могла. Он у меня к-к-кое-что отнял. Я должна попытаться вернуть себе это.

— Да что он у тебя отнял? Квартиру, которая была тебе не по карману? Ночной клуб?

— Мое доброе имя.

— Твое имя здесь уважают. Разве ты в этом не убедилась в четверг у Чарли? Ну почему тебе всегда нужно больше?

— Не больше, мам. Мне нужно другое.

— Но ты не другая! — воскликнула Майда. — Ты вовсе не другая. Ты позволяешь людям брать верх над собой, точно так же как позволяла и я… Ты позволяешь себя использовать, как позволяла я. Дональд Киплинг, Терри Салливан, теперь еще Джон Киплинг… Он ведь делает это не для тебя. А только для себя. Так что не надо смотреть свысока и заявлять, что мы разные. Ты ничем не лучше меня. Если вообще между нами есть какая-то разница, то в том, что мне хватило ума раз и навсегда оставить все позади.

Проговорив все это с надрывом, Майда вышла из дома.

Лили не стала есть. Она выключила газ под кастрюлей с супом и немного подождала, не вернется ли мать. Но Майды все не было. Пробил час возвращаться на работу, и Лили отправилась в цех одна. Майда не появилась до следующего перерыва.

Позвав одного из садовых рабочих, Лили поставила его рядом с Бобом. Сама же взяла на себя обязанности Майды, неотступно думая о том, что журналисты уже наводняют город, куда исчезла мать и удастся ли им снова все уладить.

Должно быть, слезы слишком часто наворачивались на глаза Лили, потому что, как только наступил следующий перерыв, Орали отослала ее прочь. Оставалось еще три часа до пресс-конференции, и Лили не знала, вернуться ли в коттедж или поехать прямо в редакцию. Майда все равно вскоре успокоится. Как всегда.

Да. Обычно бывало именно так. Мать успокаивалась, а проблемы так и повисали, не находя решения.

Но на сей раз все вышло иначе. Лили предстояла встреча с прессой. Выбитая из равновесия, она остро чувствовала необходимость объясниться с Майдой.

В кухне было пусто, в кабинете тоже. Лили поняла, что Майда наверху, но не посмела подняться туда. Уж слишком давно она не жила в этом доме. Это походило бы на вторжение в чужую личную жизнь.

И тогда Лили села за рояль и начала играть. Этюд Шопена, сонату Листа… Она без пауз переходила от одной вещи к другой. Такая незавершенность казалась сейчас основным свойством всей ее жизни.

А разве когда-то было иначе? Разве когда-нибудь Лили чувствовала себя более стабильно? Эти размышления неожиданно воскресили в ее воображении те времена, когда она десятилетней девочкой пела в церковном хоре. Тогда жизнь была проще. Майда гордилась дочерью.

Задумавшись, Лили начала играть церковные гимны, которые ей доводилось петь. Она сыграла «Вперед, воины Христа» и «Веру отцов». Она уже дошла до половины «Великого милосердия», когда в дверях появилась Майда. Мать выглядела усталой и старше своих лет, почти побежденной. Лили остановилась.

— Ты считаешь, что я не права, — сказала Майда дрожащим голосом. — Не понимаешь, почему я предпочитаю тихо жить здесь и почему история с кардиналом так расстраивает меня, но ты не все знаешь.

Лили охватило дурное предчувствие.

— Чего же я не знаю?

— Того, что было со мной до встречи с твоим отцом. Тебя никогда не удивляло, почему я ничего не рассказываю о своем детстве?

— Всегда удивляло. И я спрашивала тебя об этом. Но ты отмалчивалась. Нет ни фотографий, ничего… Когда я пыталась заговорить с Селией, та лишь улыбалась и отвечала, что и вспоминать не о чем.

— Верно. Но если они заявятся сюда, увидят нас и начнут докапываться… Мой отец рано умер, — сказала Майда. — Но в Айнсворте были и другие родственники, четверо братьев Селии.

Лили всегда считала, что их было трое, судя по фотографиям, обнаруженным в ящике стола после смерти бабушки. Найдя их, Лили попыталась припомнить, кто из незнакомых ей людей присутствовал на похоронах Селии. Однако тогда, охваченная горем, она не видела никого и ничего вокруг.

— Все братья были моложе Селии, — продолжала Майда. — Самый младший — на двадцать лет. Он был ближе по возрасту ко мне, чем к ней. И он был моим другом, нянькой, братом, а потом и любовником. — Лили замерла. Глаза Майды наполнились слезами. — Он пробирался ко мне по ночам, когда все спали. Он рассказал мне о моем теле, о любви. Он был красив, мил и остроумен. — Майда смахнула слезы тыльной стороной ладони и уставилась вдаль. — Когда мне было шестнадцать, наша тайна раскрылась, и его отослали прочь.

Шестнадцать лет было и Лили, когда ее поймали во время той злополучной прогулки с Донни Киплингом. Теперь она поняла, что пережила тогда ее мама.

Но Майда думала не об этом. Она боялась увидеть на лице дочери отвращение.

— Во всем обвинили его одного, сказав, что я еще слишком молода и ничего не понимаю в жизни. Но я понимала. И сама хотела этого. До сего дня это мое единственное светлое воспоминание о тех временах. Можешь считать меня аморальной или развратной, но ты не жила там. Ты не знаешь, каково это. Мы все ютились в крохотной квартирке. Тогда многие так жили. Мой отец работал вместе с братьями Селии, а она всегда заменяла им мать, так что тем более… Мы были бедны и старались объединить все свои средства. Мужчины охотились, но не ради удовольствия, а ради пропитания. Я была единственной девочкой в семье, поэтому имела свою комнату. Прямо на полу лежал комковатый старый матрас, и еще оставалось совсем немного места. Вот и все. Там было холодно и темно. Филип был моим теплом и моим светом. — У Майды задрожал подбородок. — Я любила его. То, что он делал, казалось мне благом. Он был единственным моим сокровищем.