Читать книгу "Тропа обреченных - Юрий Семенов"

— И тут твой дом, — согласно кивнул дядя Никифор и сунулся к окну — кого-то увидел во дворе, сообщил: — Мирон семенит и штанами подергивает. Чего бы это он, хитрюга? Пронюхал уже, видать, о тебе, Антон, ему всюду бандюги мерещатся.

— Кто такой?

— Кормлюк-то? Мирон Иваныч? Секретарь сельсовета.

— Ну-у!.. — уважительно поднялся Антон Тимофеевич, считавший любого на этой должности в здешних краях человеком отважным. — Ему по должности положено порядок блюсти.

Новый гость без стука боком вскользнул в приоткрытую дверь, присел на лавку и, ни на кого не обращая внимания, уставился в кухонное окно. Тщедушный, лысенький, он хитровато щурил правый глаз, что-то высматривая за окном.

— Опять от кого-то бежал, Мирон Иваныч? — подковыристым тоном спросил Никифор Алексеевич, подходя к секретарю. — Да куда ты глазеешь? Что случилось?

— А чего? — подался остреньким носом к хозяину Кормлюк, будто сию минуту только говорил с ним.

— Да ничего, откуда бежишь, говорю.

— A-а… Думал, он увяжется за мной, — шустро прошел в горницу секретарь и бесцеремонно оглядел сидящего за столом Сухаря. Сказал с удивлением: — У тебя тоже гость.

— Еще какой! Племянник приехал. — И представил Антона.

— Это хорошо, когда племянник. А то тут вот такие племянники ездют, не знаешь, убежишь ли.

— Что в самом деле случилось у тебя, как побитый вполз.

— Не городи… — отмахнулся трехпалой рукой Кормлюк, внимательно посмотрел на Сухаря, сказал: — Субъект в Бабаеве объявился: рожа страшней некуда, бледная, зиму, видать, в схроне проторчал, раненая рука на перевязи. Спокойный такой, как у себя дома. И еще говорит, что он инструктор райкома. Велел наш актив собрать. Э-э, думаю, вижу, что ты за птица. В лесочке, поди, бандюг не меньше полдюжины оставил. Актив ему подавай.

Тетка Ивга успела подрезать сала, подала его прямо на полукруге дощечки, сама налила в рюмки самогонки — захотела уважить гостей. И Кормлюк не стал ждать приглашения, ловко вскинул рюмку, показавшуюся в его больших трех пальцах мизерным сосудишком.

— За племянника! Видать, с войны еще вдет, — угадав, провозгласил он.

Антон Тимофеевич поглядывал то на живое, подвижное лицо секретаря сельсовета с прищуренным глазом и остреньким носом да поблескивающим единым металлическим зубом во рту, то на его трехпалую руку, шевелящуюся наподобие клешни. А из головы не выходил таинственный пришелец в Бабаево: не из леса ли?

— Интересу мало, — уловив взгляд на своей искалеченной руке с тремя пальцами, сказал Кормлюк. — Пальцы что? Кишки на куски чуть не искромсало под поездом. Из плена бежал. В тот раз не убег.

— Я тоже бегал, — охотно подхватил Сухарь. — Да неудачно. Чуть богу душу не отдал, американцы освободили.

— Ну, понесли, друзья по несчастью, — остановил Никифор Алексеевич и дал знак племяннику — прикусил палец, чтобы тот не распространялся насчет плена.

А Сухарю хотелось побольше сообщить о себе информации, авось пригодится, пойдет по селу. Только вот будь Кормлюк не советской властью на селе, он бы порассуждал о своем житье в американской зоне оккупации и о перенесенных лишениях в лагере.

— Вовек его не забудешь, плен-то, — посетовал Сухарь и поинтересовался: — Как вы-то тут живете? Банды прикармливаете?

— Черт бы их, оглоедов, кормил, — сердито проворчал Никифор Алексеевич.

— Вошь тоже сама кормится, — сухо сплюнул Кормлюк и поднялся из-за стола, властно пригласив: — Пошли-ка проверим этого субъекта, я вас вроде актива приведу.

— Чтобы он нас кокнул? — между прочим, воспротивился Никифор Алексеевич, доставая сапоги.

Село раскинулось на возвышении, а тут, в низине, где разместилось пять дворов на отшибе, у изгиба реки, было как будто бы серо и глухо. Они вышли на дорогу, но Кормлюк не захотел идти по ней, ловко перепрыгнул кювет и засеменил по оттаявшей земле, говоря шагавшим следом:

— Через две хаты, у дядьки Парамона, сидит. Знает, где приткнуться, паразит… Чуть сигнал дам, хватайте его. Не бойтесь, револьвер со мной.

В неказистой хате дядьки Парамона, у которого, говорили, два сына в банде, собрались люди, Инструктор райкома партии Беловусько Федор Ильич, как представился приезжий, говорил:

— …Земельное общество вас самих в конце концов не устроит. Здесь нужна инициативная группа по созданию колхоза, потому как необходима более крупная организация хозяйства, чем парные супряги. Ничего не дают эти парные объединения тягла и сельхозинвентаря. Ну, объединились Иван с Павлом, имеют они два коня, четыре бороны, плуг. Семян набрали. А сколько таких более или менее справных супряг наберется? Объедини-ка безлошадных, что с того выйдет?

Пришедшие с секретарем сельсовета «активисты», слушая «бандита», у которого собрались проверить документы, переглянулись без опаски, не найдя ничего подозрительного в простом на вид, большелобом человеке, одетом в телогрейку и армейскую шапку, с раненой рукой на перевязи.

— С какого же перепугу ты мырнул от него? — шепнул Никифор Алексеевич Кормлюку.

— С чего ты взял? — привычно ответил на вопрос вопросом секретарь сельсовета. — Вот наш актив… Тебя недоставало, Никифор. В председатели колхоза хочу тебя рекомендовать.

— Что, новый фокус выкинул? — отмахнулся Никифор Алексеевич. — Партизана Фрола угробили, его предшественника поуродовали. Ты вроде бы дядьку Парамона хотел рекомендовать в председатели, его не тронут бандиты.

— Эту кандидатуру прибережем до лучших времен… — серьезно ответил Кормлюк, и вдруг его осенило: — Антон Тимофеевич! Ты вроде как почти что нашенский, бабаевский. Впрягайся-ка в председатели, народ поддержит…

— Он чего не поддержит… А стрельнут в кого? — моментально воспротивился Никифор Алексеевич.

— Что тебе далось это «стрельнут»? И меня могут уложить, да ничего вроде, бог миловал, — задрал острый свой носик Кормлюк.

— И то верно… Да от тебя вреда-то никакого бандитам.

— А вредным-то зачем?

— Как же, Мироша, друг ты мой? Подладно-то со всеми — так не выходит у нас. Вот и колхоз-то: не успели сложить — распался. Чужой дядя вон хлопочет, а ты убег от него, банда тебе мерещится в лесочке.

— Ну, будет, Никифор, пошутил я. Лучше бы присоветовал племяннику возглавить колхоз, дело-то необходимое, сеять уж скоро, тянуть нельзя. А твоего Антона — хоть в плуг.

— Спасибо, Мирон Иванович, не для меня это, — наотрез отказался Сухарь. — У меня головные боли… Мне бы конюхом, люблю лошадок.

— Ну смотри… Ты куда нацелился, уходишь? Нет, погоди, все-таки помогни нам документики проверить у этого инструктора. Поприсутствуй только.

Инструктор райкома охотно достал документы, подал их Сухарю, но тот кивком указал на секретаря сельсовета. Кормлюк прочитал предписание Торчинского райкома партии о направлении Беловусько Ф. И. в село Бабаево для организации колхоза, полистал новенький паспорт и военный билет, справку о ранении. Спросил: