Читать книгу "Метро 2035. Преданный пес - Дмитрий Манасыпов"

Пес поднялся. Дернул целой рукой, ожидая звяканья, и не ошибся. Отстегивать его никто не собирался. Как он только не задохнулся, повиснув на ошейнике?! Кожа под бородой ощутимо саднила, порванная при падении. Ничего, заживет… наверное. А в собственную записную книжку плохишей и негодяеек он занес еще одну личность. Вот этой вот, красотки-коновалши, всего лишь выполняющей свою работу.

Это же так честно будет звучать, когда он возьмет ее тонкую и красивую шею свободной рукой. Длины пальцев хватит почти захватить ее в кольцо и сжать. Но не насмерть, такое удовольствие полагается растягивать. И тогда Хаунд снова услышит постоянно повторяемую мантру:

– Я просто делала свою работу, я просто пытаюсь выжить…

И действительно, все очень просто. Она просто пытается выжить в просто анклаве просто работорговцев. Все очень просто, всего лишь двадцать лет с Войны и, натюрлих, человек человеку люпус эст. Волк, то есть. Ну хорошо, пусть будет так.

– Стой спокойно и заведи руки за спину.

Он выполнил сказанное, стараясь сдержаться. Зверь внутри требовал крови и насилия. Требовал очень настойчиво и почти ощутимо. Как наяву, йа. Даже с одной рукой. Вторая же есть, а еще ноги, голова, клыки и когти на целых пальцах.

Ударить Пантыкина локтем правой, назад, пока тот ковыряется с браслетами на запястьях. Резко вверх, в челюсть, до хруста, заставив потеряться на несколько секунд.

Левой, наотмашь, хлестнуть по горлу врачиху, вскрыв ей сосуды и дыхательное горло с пищеводом.

Ногой размозжить свинорылому яйца, а пока тот будет корчиться, сломать основание черепа одним точным ударом сверху.

Вернуться к Пантыкину и, подарив себе наслаждение, сперва выдавить ему буркалы, а потом, подняв вверх левой, ударить лбом. Вогнать кость носа внутрь, до самого мозга. И…

Хаунд покосился на уже такой знакомый обрез и благоразумно повернул запястья удобнее. Ничего, в нем просто бездны терпения. Да и выбраться нужно из крепости, тут особо не разгуляешься, тем более раненым, йа.

– Спасибо, Ольга Николавна, – буркнул свинорылый и подтолкнул Хаунда в спину.

Давешняя красивая баба, явно устав ждать, смотрела на каждого из них прямо со злостью. И даже не пожелала посочувствовать бледному бедному мутанту-красавцу с рукой в кровавых бинтах. И даже сплюнула себе под ноги. Эх, люди-люди…

Хаунд прислушался к себе. Боль жгла покромсанную руку, но было что-то еще. Не иначе, как врачиха вогнала в кровь какое-то стимулирующее. Не мог он вот так спокойно идти после всего случившегося. Ноги так и летели вперед, непонятная эйфория заставляла радоваться всему. Что за шайссе?

– Зырь, как скачет, козлина. – Пантыкин хохотнул, ткнув Хаунда стволом дробовика. – Аккуратнее иди, родной. Тут если вздумаешь побежать, так тебе быстро обраточка прилетит.

– Хера ль ты ржешь, баран?! – Свинорылый дернул поводок, закрепленный в ошейнике. – Следи давай. Хрен знает, чего она ему там ввела, чего такой бодрый. Сраный энерджайзер.

Значит, не ошибся. Хаунд постарался успокоиться, идти ровно и взять назад контроль над телом. Над нервной системой уж точно. Понятно, инъекция, чтобы он от шока не помер, такое вполне возможно. Сам он оценивал себя несколько серьезнее, чем обычного человека или мутанта, но был в чем-то благодарен врачу. Чересчур много свалилось на его хрупкие лохматые плечи за сутки, натюрлих. Немного релакса не помешает.

Жизнь вокруг идущей троицы бурлила, куда там той же ярмарке Смышляевки, торгу на станции Победа или даже суете Московской. Анклав-крепость Кинель, прочно ставший на ноги за последнее десятилетие, пожинал плоды побед увереннее медленно воскресавшей областной столицы.

Свободного места на бывшем перроне хватало. Сам перрон превратился во что-то вроде бульвара. Сложно поверить, но сейчас по нему… просто гуляли? Точно, не могли с десяток пар мужиков и дев разных возраста, внешности и степени потертости решать одинаковые дела схожими маневрами. Они, шайссе, совершали моцион. Не хватало только букетиков дешевых цветов с красивыми зонтиками – прямо времена хрустящих французских булок да сраных лордов Байронов, йа.

Зато семок, хрустящих скорлупками под ногами, оказалось ого-го сколько. Каждая из пар, лузгая одну за другой, так и плевалась черной кожурой, прям твои маслобойки. Сидевшие тут и там торговки с таким ходовым товаром не удивляли вообще. Суровое время рождает простые развлечения. Эти торговали, кроме жареных семечек, сушеной рыбой, вяленым мясом, небольшими бутылками с чем-то явно подкрашенно-спиртным и, тут Хаунд позавидовал гулякам, аккуратно скрученными «козьими ножками». Нос не подвел, в белых бумажках торговцы сыпали самую настоящую махорку.

– Иди давай, сучара! – не выдержал его спокойного хода свинорылый. – Чо пялишься, сволота, один хрен твоя очередь мимо всего.

Хаунд, запнувшись, хотел развернуться и накласть с прибором на осторожность. В смысле, что сломать ему шею ударом ноги. Сейчас ему точно хватит всего – сил, лихости и вообще, пока действует вколотый стимулятор. Но пришлось затушить этот порыв, не время еще.

– Вон туда прись, гнида! – Свинорылый подтолкнул его к деревянному мостку, ведущему к длинной дорожке, сколоченной из досок. Видневшийся в ее конце рыже-красный муравейник, кишащий людьми даже за стенами, мог быть только одним. Знаменитым кинельским рынком.

Погоды последние дни стояли теплые, осень в свои права пока не вошла. У самого бывшего депо народа толпилось немало, явно говоря о приезжих, специально добирающихся в Кинель за-ради торга и товаров. Хаунд, пусть и стреноженный аки конь, привычки наблюдать не бросал, запоминая и присматриваясь ко всем и вся.

Городок в Беду не окуклился, не протух насквозь живой мертвечиной человеческой лени с гнилью. Наоборот, взятый в ежовые рукавицы совета инженеров, путейцев и батальона пехоты, переезжавших в эшелоне куда-то на Урал, справился на ять. Не дал развалиться сложившемуся обществу, прижал, как выбрались наружу, мародеров с бандитами. Железнодорожники, прибрав к рукам находящийся в Усть-Кинельском сельхоз-навоз, то есть сельскохозяйственный институт, за аграрные проблемы взялись как за родные паровозы. С подходом, вдумчиво, сурово и работая только на результат.

Результат сейчас, в первый месяц осени, красовался по всему периметру кирпичного красавца. Собственные хозяйства, фермы и хуторки вокруг Кинеля сулили Городу крупную добычу с одной стороны, начни они расширяться… и нехилые проблемы с сопротивлением с другой. Люди тут, даже на первый взгляд, отличались от городских как небо и земля. На кой ляд им городская центральная власть?

Казалось бы, как так, время-то одно и то же вокруг, ан хрен, натюрлих.

То ли дело было в Рубеже – аномалии, на двадцать лет запершей Самару от мира, пока ее не вырубил пропавший Орис, то ли еще в чем, но тут даже воздух вдыхался лучше. Сейчас, во всяком случае. Местные, чаще всего, оказывались румяными, кровь с молоком, без бледных десен, с крепкими зубами. Жопы у трех прошедших юных девок, статных и грудастых, качались так приятно глазу, что Хаунд умудрился забыть о больной руке.