Читать книгу "Мой брат – супергерой. Рассказ обо мне и Джованни, у которого на одну хромосому больше - Джакомо Маццариол"

Концерт закончился. Прогремели первые аплодисменты, и дети, вдохновленные примером Джованни, в восторженном порыве побежали обниматься к своим родителям, точно год их не видели. Слезы текли ручьями. Так из-за нас – ну или из-за меня, если угодно, – детсадовский концерт превратился в массовый катарсис.

В этот сад я больше ни ногой. Ни за что.

* * *

Хочу сказать (так, для полноты картины), что страх перед сценой и публикой – это еще далеко не все. Джо вообще много чего боялся.

Ну, например, Деда Мороза.

Да-да, понимаю ваше недоумение. Как это? Как можно бояться Деда Мороза? Я, кстати, верил в него лет до одиннадцати-двенадцати. Причем несгибаемо. Случись мне увидеть, что мама читает мое письмо Деду Морозу (многие мои ровесники утверждали, что ловили своих родителей на этом), я бы скорее перестал верить в маму, чем в него. Подумать только: этот краснощекий здоровяк – единственный, кто одаривает тебя просто так, ни за что! Добрым феям подавай хорошее поведение, иначе ничего не получишь. Но Дед Мороз не такой. Он на все смотрит сквозь пальцы. Однажды, например, он принес мне подарок, хотя всего за два дня до того я воткнул Андреа в руку карандаш (друг называется – наябедничал, что я и еще пара ребят просили у него списать контрольную по математике. В принципе, он не соврал, мы и правда просили, но об этом как-нибудь в другой раз).

В общем, об этом страхе Джо мы догадались, когда поняли: он каждый год подстраивает что-нибудь такое, чтобы Дед Мороз подавился или хотя бы споткнулся и упал. Двадцать пятого декабря на каминной полке появлялась чашка с кофе латте, а в ней – утопленный солдатик, машинка или другая мелкая игрушка: глотни и сразу задохнешься. А на полу – под окнами и вообще во всех местах, откуда мог появиться дед Мороз, – мы находили шарики и мячики всевозможных размеров.

Страхи Джо были многочисленны и загадочны. Он легко поднимался по лестнице в доме, но ступеньки в сад были проблемой. И эскалатор тоже. Не говоря уже о табурете-лестнице, на который взбираются, чтобы достать что-то с верхней полки шкафа. Если Джо сажали на стол, он начинал плакать и норовил спрыгнуть на пол, рискуя при этом расшибиться. А если ставили, то все было в порядке. На море после купания он ждал, пока папа отнесет его и поставит на полотенце, и принимался преспокойно обсыпать себе песком не только плечи, но и голову, но ходить по пляжу отказывался наотрез! Проблема крылась не в самом песке, а в том, что он касается ступней. Или вот еще трава. Враг номер один. Джо ни за что не соглашался ходить по траве и забывал о своем страхе, только если нужно было подобрать валявшуюся игрушку. Он терпеть не мог многолюдных сборищ, но если хотел что-то сказать, то требовал всеобщего внимания. Зато Джо был полностью свободен от стандартных детских страхов – не боялся ни темноты, ни монстров, ни насекомых. Хоть какая-то компенсация.

Зато его до смерти пугали мелкие предметы.

Наверно, поэтому он прятал их в чашке кофе для Деда Мороза.

* * *

Джо и правда был странным, это факт. И чем старше я становился, тем меньше понимал, что происходит. Я будто вернулся в раннее детство, когда по любому поводу забрасывал родителей вопросами:

– Почему люди воюют?

– Потому что перестают любить друг друга.

– А почему они перестают любить друг друга?

– Потому что ссорятся.

– А почему они ссорятся?

– Потому что у них разные взгляды.

– А почему у них разные взгляды?

– Потому что мы все разные.

– Почему?

– Потому что иначе скучно.

Ну вот, примерно так я и допрашивал родителей насчет Джо. Насчет его ограниченных возможностей, видных глазу, как нутелла на хлебе, который я ел на полдник. Но больше всего вопросов я задавал сам себе. Причины меня уже особо не интересовали – это было дело прошлое. В основном я размышлял о его будущем. Если он не умеет считать, то как будет платить в магазине? Если он несколько лет учился говорить (и все равно никогда не будет говорить нормально), то как научится писать? Ни считать, ни писать… кто его возьмет на работу? Почему он так рано стал носить очки (никто из его ровесников не ходил в очках)? Почему он никогда тебя не слушает? Почему ничего не понимает?

Оказалось, что он даже прыгать никогда не сможет. И вот это сразило меня наповал.

Я узнал об этом, когда мама сообщила, что у Джо слабая шея.

– А почему у него слабая шея?

– Потому что он таким родился.

– А почему?

В один миг мне припомнилось, как я прыгал сам и как мечтал, что мы будем прыгать с Джо. Даже Аличе и Кьяра жаловались, что с Джо ни во что нельзя играть. Хотя их проблема по сравнению с моей выеденного яйца не стоила. Они-то не собирались с ним бороться, а вот я – да, притом часто. С папой я больше не мог этим заниматься; он знал единственный прием под названием «клешня рака». Поначалу это, конечно, весело, но когда понимаешь, что все сводится к одному, – сидеть и равномерно сводить-разводить ноги, – борьба становится слишком предсказуемой.

В общем, это была катастрофа. Новость меня буквально раздавила. Ну сколько можно? Мне уже и так миллион вещей нельзя делать с братом! Пульт от «нинтендо» он швыряет, машинки сует в рот (другие игрушки тоже), бороться с ним нереально, трава его пугает… Между прочим, все супергерои умеют прыгать. Так какого черта? Какой же он тогда супергерой?

Я начал сомневаться.

Начал думать, что лично мне его особые возможности не нравятся ни капли.

* * *

Как-то осенним вечером я вставил в DVD-проигрыватель диск с семейным видео. Включил запись, которую хотел посмотреть. Раз – и на экране я. Немного неожиданно. Мне года три; рядом – велик, у которого папа открутил дополнительные колесики. Вцепившись в руль, я оседлал велосипед, словно байкер свой Harley Davidson. На мне был шлем. Мою задачу усложняла в меру ухабистая дорога. Папа страховал меня сзади, на всякий случай, но я уже знал, что справлюсь сам. Я поймал равновесие на ту самую секунду, которая нужна, чтобы тронуться, и заработал педалями. Вот я двинулся вперед. Проехал метр. Второй. Сбившись с ритма, потерял равновесие и начал заваливаться на бок. Выправился. Еще чуть повилял. И – вперед, к горизонту, на край света! Меня переполняла гордость. Вот я какой. Трехлетний покоритель дорог, велосипедов и законов динамики.

Потому мама меня и снимала. Чтобы можно было воскресить это чувство.

Поднявшись, я выключил телевизор и спросил:

– Видал, Джо? А?

Джованни растянулся на ковре животом вниз, подперев руками подбородок.

– Это твой брат был в телевизоре, – сказал я. – Ты понял? Это я тут. И намного младше тебя, между прочим. Видел, как я крут? Уже на двухколесном. А ты? Когда хотя бы на четырехколесном научишься? Чего тут, блин, сложного, а? Шевели ногами, да и все. Чего непонятного? Ладно, спокуха. Я тебя научу. А пока еще раз посмотрим, о’кей?