Читать книгу "Путь смертных - Амброуз Перри"

– А, мистер Рейвен. Вы проснулись. Настала пора осмотреть пациентку и решить, как будем действовать дальше.

Уилл вымыл руки в тазике и принялся наблюдать, как Симпсон проводит осмотр, но ему мало что удалось увидеть. Колени женщины были прикрыты одеялом, которое не позволяло ничего разглядеть. Доктор повернулся и посмотрел на него.

– Не хотите ли провести осмотр сами?

Это было именно то, чего в данную секунду Рейвену хотелось меньше всего, но об отказе нечего было и думать. Он взял себя в руки, вспомнив, сколько ему пришлось преодолеть, чтобы добиться своего нынешнего положения. Сунув руку под одеяло, закрыл глаза и попытался определить положение головки младенца относительно таза матери. Понять что-то он мог только на ощупь, и его неопытные руки, должно быть, действовали не так мягко, как руки доктора, потому что женщина покряхтывала от боли, время от времени кидая на него такой сердитый взгляд, что он начал опасаться, как бы она его не стукнула. Страшно хотелось отбросить чертово одеяло. Если предполагалось, что эти визиты должны чему-то его научить, то, может, лучше бы ему видеть, что он делает?

– Что думаете? – спросил Симпсон тихим спокойным тоном.

Рейвен не знал, кого он пытался успокоить – его или пациентку, – но внезапно вспомнил, что тяжелее всего здесь приходится точно не ему.

– Головка младенца уже должна лежать на краю таза, – ответил он, сам удивляясь своему уверенному тону, – но она не опустилась, как должна бы.

Симпсон кивнул, задумчиво глядя на него.

– И как же нам теперь действовать?

– Щипцы? – неуверенно предположил Уилл. Это был скорее вопрос, чем констатация.

Одного только упоминания о страшном инструменте было достаточно, чтобы миссис Фрейзер громко застонала, а девушка, прилежно вытиравшая ей лоб, прекратила это занятие и начала рыдать.

– Не бойтесь, – сказал ей доктор все тем же спокойным тоном. – Потерпите нас еще немного, и малыш вскоре появится на свет целым и невредимым.

Вслед за этим Симпсон повернулся к Рейвену и, понизив голос так, чтобы их не было слышно за стонами и криками, добавил:

– Головка до сих пор не вошла в таз, так что она слишком высоко, даже для самых длинных щипцов. Думаю, в этом случае предпочтительнее будет поворот.

Доктор взял свой чемоданчик и, порывшись, выудил оттуда клочок бумаги и огрызок карандаша. Затем, положив бумагу на закапанный воском стол, изобразил конус и ткнул в него пальцем, будто это все объясняло. Уилл по-прежнему ничего не понимал, и, видимо, это отразилось у него на лице, потому что доктор пустился в объяснения, попутно дополняя рисунок стрелками.

– Ребенок как единое целое имеет конусообразную форму, сужаясь от головы к ногам. Череп тоже можно рассматривать как конус, который сужается от макушки к основанию. Повернув ребенка в чреве матери, мы сможем протащить его через таз вперед ногами, которые растянут родовые пути, подготовив их к прохождению более крупных частей. Ноги покажутся первыми, и за них уже можно будет вытянуть туловище и головку, которая способна к частичному сжатию.

Рейвен понял далеко не все, но энергично кивнул, надеясь избегнуть дальнейших объяснений. Вопли роженицы так и звенели в его больной голове, и ему страшно хотелось, чтобы все кончилось как можно скорее, – не меньше, чем миссис Фрейзер.

Симпсон извлек из чемоданчика флакон с янтарного цвета жидкостью.

– Идеальный случай для применения эфира, – заметил он и для иллюстрации своих намерений поднял склянку повыше.

Уиллу уже доводилось наблюдать применение эфира в анатомическом театре. Пациент громко возмущался отсутствием эффекта даже в то время, когда ему уже отнимали гангренозную ногу. Рейвен был потрясен, но были и такие, кто утверждал, что успех можно было считать лишь частичным, полагая, что назначение анестетика – полностью лишить пациента чувств, дабы тот вообще не мог шевелиться и как-либо помешать процедуре.

У него был случай испытать на себе действие эфира – на встрече Эдинбургского медико-хирургического общества, вскоре после того, как было открыто анестезирующее воздействие этого вещества. Эфир вызвал неприятное головокружение, отчего Рейвен некоторое время бродил кругами, шатаясь, к буйной радости коллег. Но он не заснул, как все остальные. Он еще тогда подумал, что, должно быть, обладает некой резистентностью к препарату.

Уилл смотрел, как Симпсон пропитывает губку эфиром. В воздухе тут же повис резкий запах, что Рейвен мог только приветствовать, поскольку эфир хотя бы частично заглушил другие ароматы, от которых в комнате было трудно дышать. Доктор поднес губку к лицу пациентки. Она инстинктивно отдернула голову, но тут девушка мягко сказала ей:

– Это же эфир, Элли. Помнишь, как делали Мойре.

Слава явно бежала впереди эфира: услышав это, роженица жадно вдохнула и быстро, легко погрузилась в сон.

– Важно сразу же дать пациенту требуемую для наркоза дозу, – сказал доктор, – чтобы избежать начальной стадии эйфории, которая может доставить некоторые сложности.

Он говорил об эфире с уверенностью и энтузиазмом, подтверждая слова Генри. Среди врачей были и такие, кто отмахнулся от эфира, сочтя его очередной модной новинкой, но Симпсон явно к ним не принадлежал.

Он вручил Рейвену губку, жестом показав, что теперь это его ответственность, а сам занялся делом на другом конце.

– Эфир бывает исключительно полезен, когда речь идет о повороте или о применении инструментов, – сказал он, запуская руку в матку роженицы. Отсутствие реакции со стороны миссис Фрейзер, которая до того мученически извивалась в ответ на его действия, убедительно подтвердило его слова.

– Нащупал колено, – с улыбкой сказал профессор.

Действия Симпсона скрывало одеяло, так что Рейвен обратил взгляд на спящую женщину; вот только она не спала. Она лежала совершенно неподвижно, будто застыв в неком подвешенном состоянии между жизнью и смертью. Будто превратилась в статую, в свое собственное изображение, отлитое в воске. Уилл вдруг поймал себя на том, что ему трудно поверить, будто она когда-нибудь очнется, и с тревогой вспомнил упомянутых Генри пациентов, погибших после применения эфира.

Пару минут спустя Симпсон объявил, что ножки появились на свет. Вскоре за ними последовали туловище и голова, а также околоплодная жидкость вперемешку с кровью, которая немедленно образовала лужу у ног доктора.

Симпсон извлек младенца из-под одеяла, точно фокусник, достающий голубя из шляпы. Это был мальчик, который тут же принялся неистово кричать. Очевидно, эфир не возымел на него ни малейшего эффекта.

Младенец был передан на руки девушке, которая во время его появления на свет стояла, замерев, с вытаращенными глазами. Встряхнувшись, она взяла младенца и принялась тихонько напевать ему, пытаясь утишить гневные вопли.

Пока извлекали плаценту, мать спала, а младенец был тем временем обмыт и насухо вытерт полотенцем. Когда роженица проснулась, будто после обычного сна, ее, казалось, страшно удивило, что все уже осталось позади.