Читать книгу "Император Николай II и предвоенный кризис 1914 года - Петр Мультатули"

В мае 1902 г. в Петербург с визитом прибыл президент Франции Эмиль Лубе. Накануне своего визита в Петербург он в разговоре с советником Комбарье признал, что союз с Россией является "важнейшей вещью", так как и Англия, и Германия становятся для Франции всё более опасными экономическими конкурентами. Французский президент заявил, что "наши интересы никоим образом не сталкиваются с русскими""7. Развивая свою мысль, Лубе выразил надежду, что влияние России в Европе будет ограничено "Балканами и Константинополем, разумеется, без аннексий и захватов". По его мнению, Россия должна была направить своё влияние на Дальний Восток. Но и на Дальнем Востоке влияние России должно быть сдержано её союзом с Францией и Японией8.

Слова президента Лубе демонстрировали изменение подхода Парижа к франко-русскому союзу. Он более не считал главной целью союза с Россией защиту от Германии, в отношениях с которой главным противоречием становилось экономическое соперничество.

В 1903 г. Франция начала политику сближения с Великобританией, завершившейся созданием Антанты. В представлениях российского общественного, да порой и исторического, сообществ принято считать, что Антанта была союзом России с Францией, к которой примкнула Англия. Однако такое представление неверно, во всяком случае до начала Первой мировой войны. В 1903 г. Антанта представляла собой исключительно англо-французское соглашение о разграничении сфер влияния. Оно не имело признаков военного союза между двумя странами, хотя и снимало с повестки дня возможность англо-французской войны. Тем более в 1903 г. Антанта никоим образом не означала англо-русского сближения. Петербург и Лондон по-прежнему оставались геополитическими противниками. Для Николая II английский поворот французской внешней политики был неожиданным, тем более что всего три года назад, в 1900 г., Делькассе добился внесения изменения во франко-русскую конвенцию, предусматривающую совместные действия России и Франции против Англии в случае, если один из союзников окажется с нею в состоянии войны. Царю претила мысль о сближении с Англией, к которому всё более стремился официальный Париж и особенно Т. Делькассе, в политике которого царь справедливо усматривал попытку, "опираясь на существующие договорные отношения с Россией и Англией", изолировать Германию9.

Между тем изоляция Германии не входила в планы Николая II, она противоречила основным положениям его внешней политики, направленной на поддержание мира со всеми государствами. Тем не менее Николай II приветствовал англо-французское примирение, доведя до сведения Парижа, что рассматривает его как шаг по упрочению всеобщего мира.

Это стремление царя отвечало интересам Франции, которая опасалась большой войны даже в условиях союза с Россией. Стремление "к реваншу", то есть возвращению утраченных в ходе франко-прусской войны провинций Эльзаса и Лотарингии, которым историческое сообщество так любит объяснять вступление Франции в Первую мировую войну, на самом деле не имело в планах правительства III Республики практически никакого значения. Уже в 1902 г. президент Э. Лубе говорил, что нужно оставить мысль о возврате в ближайшем будущем Эльзаса и Лотарингии, так как это возвращение "совершенно невозможно путём прямой силовой атаки"10. О пресловутом "реванше" в Париже воспоминали только во время выборов. Французская колониальная империя была давно создана, и Париж был лишь озабочен тем, как бы её сохранить от ненасытных германских посягательств.

События русско-японской войны и русской смуты 1905-1907 гг. стали большим испытанием франко-русского союза на прочность, продемонстрировав всю эгоистичность и ненадёжность официального Парижа. Вступая в войну с Японией, Россия не рассчитывала на помощь Франции. А. Н. Куропаткин писал в своём дневнике: "Франция ввиду нашей политики на Дальнем Востоке, ищет соглашения с Италией и Англией, а там и до соглашения с Германией один шаг"11.

По мере расширения масштабов русско-японской войны отношения между двумя союзниками продолжали ухудшаться. Французский посол в Петербурге Морис Бомпар во время аудиенций почти открыто указывал Николаю II на тот политический тупик, в который, по его мнению, он заводит франко-русский союз. Однако эти советы и предупреждения, и без того плохо воспринимаемые Императором, были окончательно скомпрометированы в его глазах после того, как в середине 1904 г. ему стало известно, что некоторые французские банки финансируют поставки оружия и артиллерии японской армии12.

Отступление русских войск в Маньчжурии ставило перед Парижем вопрос: имеет ли смысл оставаться в союзе с государством, которое неспособно разбить даже такого второстепенного противника, как Япония? Особенно это мнение поддерживалось французскими социалистами и их товарищами в правительстве.

В Петербурге многие также задавались вопросом о целесообразности продолжать союзнические отношения с Парижем, тем более в условиях, когда тот стал прибежищем для самых отъявленных врагов царя и постоянно отказывал русскому правительству в предоставлении столь необходимых ему кредитов.

Тем не менее обе стороны понимали всю угрозу разрыва франко-русского союза. Как Парижу, так и Петербургу было ясно, что от этого выиграет только одна сторона — кайзеровская Германия.

Берлин стремился воспользоваться ослаблением России и начал агрессивную политику в Марокко, требуя от Парижа и Лондона смириться с германской гегемонией в этой стране. На собравшейся Альхесирасской конференции, германская дипломатия активно убеждала французскую и английскую стороны в том, что Россия отказалась поддерживать Францию в вопросе по Марокко и всецело приняла сторону Германии13. Вильгельм II ставил себе целью доказать Парижу, что его союзники, Россия и Англия, не способны ничем помочь Франции, а потому ей следует уйти из Марокко и заключить неравноправный союз с Германией.

В связи с этим России было важно продемонстрировать, что, несмотря на русско-японскую войну и революционную смуту, она по-прежнему является великой державой, способной влиять на мировую политику. Для этого Николай II поручил графу В. Н. Ламздорфу отправить послу в Париже А. И. Нелидову циркулярную ноту, в которой ему предписывалось довести до нашего представителя на конференции В. Р. Бахерахта, что русская делегация должна на конференции всецело поддерживать Францию. Нелидову было поручено в качестве "личной инициативы" довести эту циркулярную ноту до сведения французской прессы. Посол так и поступил: нота Ламздорфа была опубликована во французской газете "Le Temps". Публикация вызвала ярость Берлина. В германской прессе началась антирусская кампания, а немецкие финансисты отказались участвовать в большом интернациональном русском займе, переговоры о котором велись в Париже14.

Но нервная реакция германской верхушки не шла ни в какое сравнение с успехами русской дипломатии, достигнутыми в Альхесирасе: поддержка Франции давала столь необходимые для русской экономики финансы, укрепляла франко-русский союз, давала возможность налаживания диалога с Англией, значительно поддерживала пошатнувшийся международный престиж России и давала возможность остудить пыл Германии, уверившейся в своей безнаказанности.