Читать книгу "Голландское господство в четырех частях света. XVI— XVIII века. Торговые войны в Европе, Индии, Южной Африке и Америке - Чарлз Боксер"

По этим и другим причинам многие из жителей Соединенных провинций Свободных Нидерландов с гордостью осознавали, что они являются действительно свободной и самостоятельной нацией. Но имелось и много других, кого непрестанно терзали сомнения, или те, у кого не было особых поводов радоваться Мюнстерскому мирному договору.

Воинствующие кальвинисты требовали — и часто получали — признания своих заслуг в формировании нации с благословения Божия и при Его активной поддержке, однако они рассматривали своих все еще многочисленных соотечественников-католиков в качестве граждан второго сорта и потенциальных предателей. Они косо смотрели даже на многих инакомыслящих протестантов, как на более слабых и, следовательно, нижестоящих собратьев. Такое презрение самозваных «избранных» к столь многим своим соотечественникам не могло не вызвать широкого недовольства среди последних. Отсутствие короля или иного полновластного правителя вызывало смешанное с сожалением замешательство среди некоторых слоев населения, хотя не обязательно по одним и тем же причинам. Тот факт, что мятеж был изначально направлен против их законного принца, не так легко изгладился в памяти — как на родине, так и за границей. Даже такой непреклонный республиканец, как Ян де Витт, позднее выражал свою обеспокоенность по этому поводу. В некоторых отношениях соперничество между провинциями усугублялось и самими успехами голландской заморской торговли, которая только усиливала превосходство провинции Голландия. Брабантцы, фламандцы и валлоны, эмигрировавшие из Южных Нидерландов в первые десятилетия Восьмидесятилетней войны, к 1648 г. по большей части ассимилировались, хотя зависть к наиболее удачливым из них и их потомкам все еще тлела в Амстердаме. Однако в Голландской республике имелось еще много иностранцев и лишь наполовину ассимилировавшихся эмигрантов, которые могли стать источником слабости, особенно в военное время, и с армией, состоявшей в основном из иностранных наемников.

И наконец, как отнеслись более старые европейские нации к выскочке — буржуазной республике, впервые добившейся общего признания в 1648 г.? Критическая оценка коронованных особ и торговых конкурентов должна всегда приниматься с некоторой долей скептицизма, и неудивительно, что Яков I весьма неблагоприятно отзывался о голландцах в 1607 г.: «Пусть они оставят это тщеславное стремление называться свободным государством». Куда более важно то, что через 100 лет после заключения Мюнстерского договора и после того, как Великобритания и Соединенные провинции поочередно становились то врагами, то союзниками, английский посланник в Мадриде снисходительно написал о своем недавно прибывшем голландском коллеге: «Он весьма молод, но благороден и дружелюбен, и в нем столько же — если не больше — от джентльмена, сколько я когда-либо видел в представителях его нации — если она заслуживает права таковой называться».

Глава 2

Бюргеры-олигархи и купцы-авантюристы

Городские патриции, ликовавшие по поводу заключения Мюнстерского договора, во многом отличались от своих дедов и отцов, которые поддерживали борьбу против Испании во времена принца Морица и Вильгельма Молчаливого. Будучи изначально сословием, в первую очередь озабоченным торговлей, а уж во вторую местным управлением и внутренними делами, городской патрициат в 1648 г. сильно приблизился к тому, чтобы стать закрытым сообществом олигархов, приоритеты которого оказались расставленными с точностью до наоборот. В 1615 г. бургомистр Амстердама утверждал, что городские правители были либо действующими торговцами, либо теми, кто недавно отошел от дел. 37 лет спустя мы видим амстердамских купцов, жалующихся, что их правители больше не являются ни торговцами, ни участниками заморской торговли, «а получают доход от домов, земель и ростовщичества». Другими словами, купцы превратились в рантье. Эта конкретная жалоба является явным преувеличением — достаточно вспомнить хотя бы влиятельных братьев Биккер, торговцев и правителей Амстердама, инспирировавших оборону города от принца Вильгельма II в 1650 г. и чьи коммерческие связи охватывали большую часть земного шара. Более того, некоторые правители городов всегда жили в основном на доходы от недвижимости и только часть своего времени посвящали торговле и коммерции. Тем не менее сетования 1652 г. отражают тот факт, что многие члены правящего сословия переключились с активного участия в торговле на проживание за счет доходов от земли, инвестиций и ренты — вдобавок к своему более скромному государственному жалованью. В течение XVII в. такая тенденция становилась все более очевидной, и наследники купцов-олигархов 1630-х гг. превратились к 1690-м в бюргеров-олигархов. Однако следует помнить, что к 1650 г. быть членом городского совета Амстердама означало для тех, кто занимал эту должность, полную занятость. Купцы, заседавшие в городском совете, вряд ли могли уделять много непосредственного внимания своим собственным делам. Разделения исполнения служебных обязанностей и прямого участия в торговых операциях было не избежать. Однако, даже если правители становились рантье и в целом или по большей части чиновничьим сословием, они по-прежнему оставались тесно связаны — через инвестиции и семейные узы — с состоятельными городскими банкирами и, таким образом, были прекрасно осведомлены, что благосостояние Семи провинций зависит в основном от заморской торговли. Родственные браки между семьями правителей и богатых торговцев, ведших самостоятельный образ жизни, с течением времени становились все более распространенными, однако этот процесс шел не так быстро. Торговым семьям приходилось жить на широкую ногу многие годы, возможно одно-два поколения, до тех пор один из их членов смог посредством вступления в брак попасть в городской патрициат и таким образом получить доступ сначала к нижним, а с течением времени и высшим постам в городском правлении.

Как указывалось в предыдущей главе, различия между отдельными провинциями были в некоторых случаях столь значительны, что обобщения относительно социальной структуры Голландской республики просто не могут не вводить в заблуждение. Но поскольку провинция Голландия, безусловно, являлась наиболее значительной в Семи провинциях и поскольку данная работа посвящена в основном Голландской республике, как морской империи, мы продолжим игнорировать фермеров-джентльменов Фрисландии, сквайров Гелдерланда и фермеров-арендаторов Оверэйссела, дабы сконцентрировать свое внимание на правителях, торговцах и моряках Голландии и Зеландии.

Переход от торговой олигархии к олигархии рантье, который занял в провинции Голландия большую часть XVII столетия, иллюстрируется тремя поколениями Яна де Витта — «истинного голландца», как описал его Уильям Темпл, и одного из величайших нидерландцев всех времен. Его семья была представлена в городском совете Дордрехта с конца XV в., и они достигли еще более высокого положения после 1572 г., когда примкнули к Вильгельму I и выбрали кальвинизм. Родившийся в 1545 г., Корнелис де Витт унаследовал от своего отца торговлю строевым лесом, которой он продолжал управлять лично, хотя посвящал ей не все свое время. В 1575–1620 гг. он неоднократно становился олдерменом и бургомистром Дордрехта, представителем провинции Голландия в адмиралтействе Зеландии в 1596–1599 гг. и стал крупнейшим вкладчиком в зеландском отделении VOC в 1602 г. Три его сына, Андрис, Франс и Якоб, в молодости изучали юриспруденцию и ездили за границу, чтобы подготовиться к последующим государственным и муниципальным должностям, — практика, ставшая общим правилом для сыновей правителей. Хотя Якоб продолжал в течение нескольких лет вести дело своего отца, он уже побывал казначеем Дордрехтского синода в 1618 г., а затем, после кончины отца в 1622 г., занял его место в городском совете. С тех пор он все более погружался в свои служебные обязанности и где-то между 1632 и 1651 гг. совсем отошел от семейного дела. Он неоднократно служил олдерменом и бургомистром, представлял Дордрехт в Голландских и Генеральных штатах, состоял членом многих правительственных комитетов, в 1644 г. стал дипломатическим представителем в Швеции, а в 1650 г. известным противником Вильгельма II.