Читать книгу "Бумеранг. Как из развитой страны превратиться в страну третьего мира - Майкл Льюис"

Другими словами, рыбаки похожи на американских инвестиционных банкиров. Из-за своей чрезмерной самоуверенности они и себя обедняют, и рыболовные угодья истощают. Простое ограничение улова не решит проблему, а лишь усилит конкуренцию и сократит прибыли. Задача состоит не в том, чтобы вынудить рыбаков потратиться на лишние сети и судна покрупнее, а в том, чтобы обеспечить максимальный улов при минимальных усилиях. Для этого требуется вмешательство государства.

Понимание сути этого вопроса и помогло одной из беднейших стран Европы на 1900 г. стать одной из богатейших в 2000 г. Большие перемены в Исландии начались в начале 1970-х, после двух лет исключительно низких уловов рыбы. Второй год подряд лучшие рыбаки возвращались без обычного улова трески и пикши, и исландское правительство приняло радикальные меры: рыба была приватизирована. Каждый рыболов получил квоту, рассчитанную на основе его прежних уловов. Первоклассным рыбакам выдавали документ, подтверждающий право на ловлю, скажем, 1 % от совокупного санкционированного улова в акватории Исландии в данном сезоне. До наступления сезона ученые из Института морских исследований определяли общее количество трески или пикши, вылавливание которого не нанесет вреда благополучию рыбной популяции в долгосрочной перспективе. Количество разрешенной к вылову рыбы год от года менялось. Однако личный процент годового улова был фиксированным, и документ давал это право на неограниченный срок.

Предоставлялась и другая возможность: не хотите сами ловить – продайте квоту тому, кто хочет. Таким образом квоты переходили в руки тех, кому были больше всего нужны, самым лучшим рыболовам, умеющим добывать рыбу из морских глубин с максимальной эффективностью. Кроме того, под свою квоту можно было сделать заем в банке, и банк с готовностью оценивал в долларах вашу долю трески, выловленной при отсутствии конкуренции из самого богатого района трескового промысла на земле. Рыба была не только приватизирована, но и секьюритизирована.

ЭТО БЫЛО ЧУДОВИЩНО несправедливо: общественный ресурс – вся рыба в морских водах Исландии – был попросту передан горстке исландских любимцев фортуны. В одночасье Исландия обрела первых миллиардеров, и все они были рыбаками. Но с точки зрения социальной политики это был гениальный ход: в один миг рыба из неустойчивого источника существования превратилась в реальный, устойчивый источник богатства. Меньшее число людей меньшими усилиями вылавливали примерно столько рыбы, сколько было необходимо для оптимального долгосрочного поддержания исландских рыболовных угодий. Новое богатство преобразовало Исландию – и превратило ее из тихой заводи, которой она была 1100 лет, в страну, давшую миру Бьорк. Если Исландия стала славиться музыкантами, то лишь потому, что у исландцев появилось время для занятия музыкой и многими другими вещами. Исландской молодежи, например, оплачивают образование за рубежом и поощряют самостоятельное всестороннее развитие. С тех пор как политика государства в области рыбного хозяйства преобразовала Исландию, страна, в сущности, стала машиной для переработки трески в докторов философии.

Но это, естественно, создает новую проблему: обладатели ученого звания не хотят зарабатывать на жизнь рыболовством. Им нужно заниматься чем-то другим.

И это «что-то», по всей видимости, не связано с работой в другой важной отрасли Исландии – энергетике. Водопады и кипящая лава обеспечивают огромное количество дешевой энергии, но, в отличие от нефти, это не то, что можно выгодно экспортировать. Обузданная исландская энергия остается внутри Исландии, и если в понятии обузданной энергии есть нечто поэтическое, то в отношении исландцев к этой проблеме есть нечто прозаическое. Они задались вопросом: можем ли мы производить нечто энергоемкое, за что люди будут платить? Ответ: алюминий.

Заметьте, никто не спрашивал, что исландцы хотят делать или на что они лучше всего годятся. Никто даже не задумывался, есть ли у исландцев природные способности к выплавке алюминия или нет. Alcoa, самая крупная в стране компания по производству алюминия, столкнулась с двумя типичными для Исландии проблемами, когда в 2004 г. приступила к сооружению гигантского плавильного завода. Первая касалась так называемого «невидимого народца» – или, попросту говоря, эльфов, в которых искренне верит изрядное число исландцев, взращенных на богатом фольклоре. По закону перед началом строительства завода компании Alcoa полагалось вызвать государственного эксперта для обследования строительной площадки и подтверждения отсутствия эльфов на ней и под ней. Как сообщил мне представитель Alcoa, ситуация для компании была щекотливой, поскольку, с одной стороны, им пришлось выложить немалые деньги за то, что площадка была признана свободной от эльфов, а с другой, как он выразился, «мы не желали позиционировать себя как компания, признавшая существование “невидимого народца”». Вторая, более серьезная проблема была связана с характерной чертой исландских мужчин – склонностью брать на себя повышенные по сравнению с другими нациями риски в отношении техники безопасности в алюминиевой промышленности. «На производстве, – говорит представитель Alcoa, – нужны люди, которые выполняют правила и подчиняются приказам начальства. Их героизм нам ни к чему. Мы не хотим, чтобы они делали то, что не входит в их обязанности, потому что иначе предприятие может взлететь на воздух». А исландские мужчины как раз склонны делать то, что не входит в их обязанности.

Отвлечемся на минуту от исландской экономики и переключим внимание на один поистине странный факт, который никак нельзя не заметить: люди здесь достигли такой степени саморазвития, что на имеющихся рабочих местах не могут найти себе достойного применения. Эти прекрасно образованные интеллектуалы, все без исключения знающие себе цену, в основном могут зарабатывать на жизнь в одной из двух неподходящих для них отраслей: траловое рыболовство и производство алюминия. Естественно, в Исландии есть и занятия, которые могут привлечь рафинированных, образованных людей. Подтверждение отсутствия эльфов, например. («Это требует как минимум полгода – и может быть очень сложным».) Но это капля в море для страны, способной перерабатывать треску в диссертации. На заре XXI в. исландцы по-прежнему ждали, что в недрах их экономики родится задача, достойная их отточенного ума, и тогда они примутся за ее решение.

И тут на сцене появляется инвестиционный банкинг.

В ПЯТЫЙ РАЗ ЗА ЭТИ дни я замечаю некоторую напряженность, если за одним столом сидят исландцы обоего пола. Налицо всеобщая мужская тенденция не говорить с женщинами – или, скорее, не привлекать их к беседе, – если нет явного сексуального интереса. Но проблема не в этом. Наблюдать за общением мужчин и женщин в Исландии – все равно что наблюдать за малышами, делающими первые шаги. Они играют не вместе, а параллельно; они пересекаются куда менее органично, чем мужчины и женщины в других развитых странах, а это говорит о многом. И дело вовсе не в попрании прав женщин. Теоретически их права отвечают современным мировым стандартам: качественное общественное здравоохранение, широкое участие в трудовой деятельности, равноправие. Чего исландкам не хватает – по крайней мере с точки зрения туриста, наблюдающего за ними все 10 дней пребывания в стране, – так это настоящих взаимоотношений с исландскими мужчинами. Партия независимости состоит практически из одних мужчин, а среди социал-демократов в основном женщины. (Когда 1 февраля 2009 г. осыпанный оскорблениями Гейр Хаарде наконец оставил свой пост, ему на смену пришла представительница Социал-демократической партии Йоханна Сигурдардоттир, и Исландия получила не только женщину-премьера, но и первого в истории современного мира открытого гомосексуала во главе государства: она в официальном браке с другой женщиной.) Здесь все знают всех, но когда я прошу исландцев направить меня к компетентному человеку, мужчины всегда отсылают меня к мужчинам, а женщины – к женщинам. Именно мужчина, например, предложил, чтобы я поговорил со Штефауном Альфссоном.