Читать книгу "Мифы советской эпохи - Герман Назаров"

21 марта 1918 года перед полуостровом Ганге (Ханко) появились немецкие корабли и высадили десант. Русские моряки при его приближении уничтожили четыре подводные лодки, плавбазу «Орланд» и сторожевой корабль «Ястреб», а к адмиралу Мейреру, командовавшему немецким отрядом, выехала русская делегация из нескольких офицеров и матросов. Адмирал передал делегации требование, чтобы к 30 марта весь русский флот в Гельсингфорсе был подготовлен к сдаче немцам. В условленный час на кораблях должен быть поднят флаг «Щ», означающий: на кораблях осталась только охрана.

Как только Щастный получил немецкий ультиматум, он назначил выход эскадры. Вечером 22 марта медленно и тяжело русская армада двинулась в путь. Первыми ушли дредноуты. За ними потянулись линейные корабли, крейсера, минные заградители и транспорты. Последними вышли эсминцы, тральщики, яхты «Штандарт» и «Полярная звезда» с членами Совета комиссаров флота и посыльное судно «Кречет» со Щастным и его штабом.

Корабли двигались черепашьим шагом, с трудом преодолевая ледяные поля и торосы. Иногда стальные гиганты останавливались, машинисты и кочегары исправляли повреждения и неполадки, и снова звякали машинные телеграфы, снова бурлила вода за кормой, снова форштевни дробили лед. Преодолев за девять суток путь, на который в другое время понадобилось бы не более десяти часов, балтийский флот пришел в Кронштадт, часть кораблей вошла в Петроград и расположилась вдоль всей Невы, часть миноносцев и тральщиков прошла в Шлиссельбург для охраны берегов Ладожского озера. В тот же день германская эскадра вошла на Гельсингфорский рейд и ее десант одновременно с сухопутными войсками занял город, обнаружив там всего несколько русских кораблей, не имеющих никакого боевого значения! Щастный из-под носа у немцев увел 236 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 59 эсминцев и миноносцев, 12 подводных лодок.

Впоследствии, когда Щастный был объявлен изменником и расстрелян, его имя всячески вымарывалось из отечественной истории. Чтобы скрыть имя героя, фальсификаторы советского периода русской истории выдумали легенду, будто флот выводился из Гельсингфорса небольшими группами: первый отряд будто вышел 12 марта, второй — 5 апреля, третий — 7—12 апреля. Действительная же хроника событий показывает: до 21 марта ни один корабль из Гельсингфорса не выходил…

Триумфальное появление флота в Кронштадте взбесило Троцкого, но как искусный интриган он понимал: в создавшейся обстановке трогать Щастного опасно. Поэтому он предпочел назначить 30 марта Щастного командующим морскими силами Балтийского флота и стал ждать случая, чтобы расправиться с ним. И случай не заставил себя долго ждать.

Независимый образ действий Щастного, его пренебрежение к распоряжениям из Смольного привели петроградского вождя Зиновьева в паническое состояние. Узнав, что командующий приказал перевести несколько дивизионов миноносцев на стоянку в Петроград, Зиновьев настрочил в Москву донесение, что Щастный готовит контрреволюционный переворот.

На срочном совещании у Свердлова собрались Троцкий, Раскольников и Дыбенко — все те, кто в июле 1917 года обещали германскому генштабисту сдать немцам Балтийский флот и из-за Щастного не выполнившие этого обязательства. Неудивительно, что они жаждали погубить опасного разоблачителя. Троцкий назначил на 29 мая заседание коллегии Высшего военного совета и вызвал на него Щастного. На этом заседании заговорщики и арестовали командующего… В этот же день был учрежден Верховный ревтрибунал.

Фарс и трагедия

20 июня 1918 года открылась первая сессия Верховного революционного трибунала. Первым слушалось дело Щастного. Председательствовал Александр Медведев — отец ныне известного правозащитника и историка Роя Медведева. Государственный обвинитель — Крыленко. Свидетелями должны были быть Троцкий, Раскольников, Блохин, Руте, Сакс, Флеровский — все сподвижники и ставленники Троцкого. Но из всех свидетелей присутствовал один только Троцкий.

Защитник Щастного адвокат Жданов ходатайствовал о переносе дела до вызова всех свидетелей, но Медведев отклонил это ходатайство, и суд приступил к допросу единственного свидетеля. Смысл его обвинений сводился к тому, что Щастный хотел поссорить флот с советской властью и для этого сам сочинил документы о связях его, Троцкого, с германским генштабом! Государственный обвинитель Крыленко поддержал обвинение в полном объеме. Ошеломленный защитник Жданов заявил, что фактического материала слишком мало и что обвинение базируется на умозаключениях и выводах, часто грешащих против логики, но на его слова суд не обратил никакого внимания. Затем последнее слово было предоставлено Щастному, который сказал, что он приложил все силы для благополучного вывода Балтфлота в русские воды и что для обвинений его в попытке создать катастрофическое положение на флоте нет никаких оснований. Далее он заявил, что Троцкий неопровержимыми документами уличен в тайных связях с германским генштабом, и тут Троцкий не выдержал и в бешенстве закричал, что Щастный — изменник. При этих словах Алексей Михайлович подошел к Троцкому и ударил его по лицу…

На следующий день, 21 июня, председатель суда зачитал приговор, неслыханный по своему цинизму. Революционный трибунал признал доказанным, что Щастный «сознательно и явно подготовлял условия для контрреволюционного государственного переворота… С этой целью, воспользовавшись тяжелым и тревожным состоянием флота, в связи с возможной необходимостью в интересах революции уничтожения его и кронштадтских крепостей, вел контрреволюционную агитацию в Совете комиссаров флота и в Совете флагманов с предъявлением в их среде провокационных документов, явно подложных, о якобы имеющемся у советской власти секретного соглашения с немецким командованием об уничтожении флота или о сдаче его немцам…»

Дезавуировав таким простым и дешевым приемом ценнейшие документы, добытые русской контрразведкой, трибунал постановил расстрелять Щастного в течение 24 часов…

Ходило много слухов о том, как был расстрелян и похоронен русский герой капитан Щастный. Просматривая газету «Заря», издававшуюся когда-то в Харбине, я наткнулся на статью А. Лукина, в которой был приведен рассказ комиссара 1-го Рогожско-Симоновского комиссариата в Москве Андриевского, приведшего в исполнение приговор ревтрибунала и расстрелявшего Щастного.

— Так вот как это было. Ночью сидел у себя в комиссариате, как вдруг зазвонил телефон. «Откуда?» — спрашиваю. «Из Кремля. Комендант, пришлите наряд». В ту ночь мой комиссариат нес дежурство по расстрелу. Ну, значит, забрал китайцев, помощника и еду в Кремль. Мы тогда для таких надобностей мобилизовали всех «кули». Обычно особых формальностей не бывает. Делается просто. Подъезжаем к определенному подъезду, арестованных выводят, сажают в грузовик между китайцами и отвозят куда следует. Я в этих случаях сижу рядом с шофером и даже не вижу арестованных, их принимает мой помощник, пересчитывает и вручает мне только список. Не просматривая, сую его в карман, а когда слышу, как хлопают дверки машины и кричат «готово!» — приказываю ехать.

Так было и на этот раз. Однако только мы отъехали, как послышались крики: «Стоп! Остановись!» — «Что за дьявол?» — подумал я. Подбегают люди. Зовут в канцелярию Кремля. Комендант мне и говорит: «Сегодня дело особое. Будете расстреливать адмирала Щастного. Так, чтобы его сторонники как-нибудь его не перехватили или потом не вырыли и не причинили нам осложнений, расстреляйте его во дворе Александровского военного училища, а потом отвезете на Ходынку, где и зароете. Ежели будет дерн или трава, снимите осторожно, а потом уложите, чтобы не осталось следа».