Читать книгу "Тихий человек - Джеймс Кэрол"

Мужчина с наушниками подал сигнал заканчивать. Уинтер прикинул, что у него есть около десяти секунд. Возможно, пятнадцать.

– Интервью закончено, – сказал он.

Не успела Дилейни и рта раскрыть, как Уинтер встал и двинулся на камеру. Человек с наушником жестами требовал прекратить эфир. На мониторе Дилейни, наоборот, давала понять, что съемку нужно продолжать. Уинтер смотрел прямо в объектив.

– Завтра вечером один из вас, зрителей, будет сидеть у себя на кухне с бомбой на груди, – заговорил Уинтер, смотря прямо в объектив. – Это, безо всяких сомнений, будет самый страшный опыт в вашей жизни. Тот, кто повесит на вас бомбу, скажет, что она взорвется, если вы сделаете хоть одно движение. Это ложь.

Он сделал еще один шаг вперед. Красный индикатор на камере горел. Значит, есть еще несколько секунд. Он видел свое лицо, занимавшее весь монитор. С волосами творился какой-то ужас. Зеленые глаза сверкали. Он выглядел, как фанатичные баптистские проповедники, которые пугают пламенем и серой и сулят покой, если отдать жизнь Иисусу Христу. Говорил он при этом спокойным и ободряющим тоном, который совершенно не вязался с внешним видом.

– Вы сможете спастись, – говорил он. – Вам нужно будет опрокинуть стул, на который вас посадит убийца, и двигать его до тех пор, пока от бомбы не отойдет провод. Вам очень не захочется все это делать, но это единственный способ выжить. Сделайте так, и останетесь живы.

Уинтер открепил микрофон, вытащил из-под рубашки провод, отсоединил от ремня коробку-передатчик, сложил все на пол и пошел к выходу.

– Скажи мне, что ты все заснял! – кричала Дилейни, когда он выходил. – Ради бога, скажи, что ты все это снял.

10

Андертон ждала в зоне ресепшен и с кем-то говорила по телефону, не отрывая взгляд от экрана, на который транслировался эфир: два журналиста уже обсуждали неожиданный уход Уинтера с интервью. Она увидела его и быстро свернула разговор.

– Я же говорила вам, она змея.

– Говорили. Кто это был? – спросил Уинтер, кивая на телефон.

– Собек. Рассказывала ему, что происходит.

– Как дела у Собека?

– Цветет и пахнет. Передает привет.

– Не передает.

– Да, с концовкой я переборщила, – улыбнулась она. – Уходим?

Они стали спускаться по лестнице пешком. Уинтеру необходимо было пройтись. Адреналин в крови зашкаливал. Как только они вышли, он достал сигарету, сделал затяжку и выдул длинный клуб дыма. От никотина повеяло прохладой и спокойствием. Уинтер почти сразу же пришел в себя. Вездесущая психосоматика. Никотин – стимулятор. И яд. Он надел темные очки и пошел к «мерседесу». Андертон шла рядом, кидая на него многозначительные взгляды.

– Да, знаю, это вредная привычка и мне нужно бросать.

– Я и слова не сказала.

– И без слов понятно.

– Не переживайте, я не собираюсь читать нотации. Сама бросила десять лет назад. Знаю, как это сложно. Если хотите убивать себя, дело ваше.

– Вы же сказали, что нотаций не будет.

– Поверьте, это я еще даже не начинала. Ладно. Что это было – там, в студии?

Уинтер остановился и повернулся к ней лицом. Ему было видно собственное отражение в окне одной из рядом стоящих машин. Это было лицо невиновного человека, совершенно прозрачного, не сделавшего ничего плохого.

– Не понимаю, о чем речь, – ответил Уинтер.

– Хорошо, попробую спросить по-другому.

Андертон явно пыталась подобрать нужные слова. Уинтер прекрасно понимал, что происходит. Эту распространенную методику допроса он и сам использовал множество раз. Тишина становилась напряженной. В душу начинали пробираться сомнения. Он ждал, когда она подберет слова.

– Вы думаете, я и правда поверю, что человека, выдержавшего взгляд отцеубийцы с дрелью, выведет из себя журналистка?

– Она про вас плохие вещи говорила, Андертон. Очень плохие вещи.

– Вы же разыгрывали ее?

– Именно.

– Зачем?

– Я хочу, чтобы это интервью собрало рейтинг. Если кто-то срывает эфир, это тут же попадет в интернет. Максимальный охват. Вот что нам нужно.

– Надо это запустить на YouTube, – кивнула она. – Назвать «Фэбээрщик облажался»

– Ну, вообще-то я бывший фэбээрщик, и я не облажался.

– Да, но ролик с названием «Бывший фэбээрщик немного расстроился, давая интервью» никто смотреть не будет.

– Это точно, – рассмеялся Уинтер.

Андертон достала телефон и стала тыкать в экран указательным пальцем.

– Пишу СМС знакомому, – сказала она, увидев взгляд Уинтера. – Они выложат интервью.

Закончив, она убрала телефон.

– Кстати, спасибо за защиту моей чести.

– Пожалуйста. Как было сказано ранее, мы партнеры, а партнеры прикрывают друг друга.

Андертон двинулась к машине, и Уинтер последовал за ней.

– Нам нужно поговорить о главном, – сказала она. – Вы не были полностью откровенны со мной.

– Я и не мог быть.

– Вопрос: насколько вы уверены в том, что в следующей бомбе не будет выключателя, срабатывающего при наклоне?

– На 99 процентов. Поэтому я и не мог ничего сказать вам заранее. Если бы я сказал вам о своем плане, вы бы его одобрили?

– Да.

– Нет, – покачал он головой. – Вы провели в полиции тридцать лет. Вы давали клятву защищать людей. Даже один процент риска – это слишком много, когда речь идет о жизни и смерти. Предположим, я ошибся. Что теперь будет? Следующая жертва наклоняет стул и разрывается на части. Смерть на вашей совести.

Андертон ничего не сказала.

– О чем я и говорю.

– А как же вы? Ведь если вы ошиблись, эта смерть будет на вашей совести.

– Такого не будет. Это же психология. Сами подумайте. В его распоряжении – с десяток способов взорвать бомбу. Мог бы поставить таймер. Мог бы сидеть в машине и ждать прихода мужа, а потом взорвать ее звонком мобильного. Мог бы предусмотреть выключатель, срабатывающий при наклоне. Любой из способов привел бы к нужному результату – жертва была бы мертва.

– Но ему обязательно нужно, чтобы взрывателем был муж.

– Да, это его главная отрада. Ему нужно, чтобы открылась дверь и бомба взорвалась. Именно в таком порядке. Дверь – взрыв. Он хочет, чтобы руки мужа были обагрены кровью его жены.

Андертон остановилась и поймала его взгляд.

– На будущее – если у вас будут возникать какие-нибудь мысли, я хочу о них знать. Даже если они совершенно сумасшедшие и ни к чему не приведут. Я бы даже сказала, особенно такого рода мысли меня интересуют. Я понятно объяснила?