Читать книгу "По любви (сборник) - Эдуард Поляков"

– Ну, Партизан, поехали, что ли? – позвал Анатолий, обойдя в последний раз перед отъездом свой «газик» и, довольный осмотром, залез в кабину. Василий подошёл к нему как-то боком, отвернувшись и опустив глаза, выдавил:

– Я останусь, Толя.

– Как останусь? Ты чего это удумал? Не дури, дед. Двадцать километров.

– Я останусь. Мне тут надо.

– А что я Никитишне скажу – что тут тебя бросил?

– Скажи – на стоянку пошёл. Порядок навести. Прибраться. Пока трава не попёрла. А то, может, и останусь. Май на дворе. Поезжайте… Поезжайте… Я приду сам потихоньку.

– Ну гляди…

Мужики уехали.

Василий пошёл опять к озеру и сел у берега на широкую гнилую берёзину. Хотел было выпить водки, но без стакана, с горла не решился. Сунул за пазуху. Придёт время – выпьется. Призадумался.

Вот, значит, как всё выходит. Выживают нашего брата с насиженных мест, гонят и подталкивают куда подальше. Лишними мы стали. Как теперь без озера? И век-то мой уже на исходе. Что я ною? Не ною. А душа мается. Болит сердечушко за родимые места. Только вот сделать ничего не могу. Против тугой мошны не попрёшь. Раздавит. И не в том дело, что страшно, а ведь и в самом деле страшно за всё, что теперь творится в стране, а в том, что измельчал народец, всё водочке кланяется да кривому рублю радуется. А что, от этих рублей да баксов мериканских жизнь, что ль, лучше? Али счастья больше? Нет. Не по-нашему это богатейство. Ну, поставят здесь домики. Ну, заведут ценную рыбу. Ну, привезут девок и обслугу поставят. Станут с приезжих деньги брать. И неужто после всего этого будет такая радость в душе, когда ничего этого не было как сейчас, когда вот от этой волюшки дух захватывает и спокой вокруг вековой, кондовый? Нет. Не будет такой радости и спокоя. Для брюха и веселухи будет раздолье. Это правда. А в остальном – ну потешится хозяин, что кусок красивый урвал себе. Похваляться будет перед такими же жирными котами-толстосумами, как сам, да жировать на доходах.

Эх, Россиюшка, за что ж ты так мужика своего не любишь, за что ему опять терпеть да погибать, как сто раз уже терпел и погибал? Обман. Кругом обман. И отвернулась правда от этих мест. Неужто навсегда уступила место кривде, неужто до полной погибели?

Василий вздохнул. Тяжёлые мысли не отступали.

Он приподнялся, нагнулся над водой и зачерпнул ладонью из озера пригоршню водицы. Пригубил пахнущую тиной влагу.

– Ну, прощай, что ли… Живи до лучших людей. Дождёшься, чай. Авось придут времена…

Махнул рукой, прослезившись, на воду и зашагал в сторону села. Топал в валенках мелкими шажонками, став в один миг каким-то жалким трясущимся круглым комочком. Обходил дождевые лужи. Замечал по привычке, как просыпается всею своей загадочной силой и красотой весенний лес. И слёзы потихоньку отступали. Сменились какой-то блаженной улыбкой.

Отойдя километров семь от озера, отыскал в стороне от дороги сухую, но не сгнившую палку-клюку из молодой засохшей ели. Опёрся на неё. Шагать стало легонько. Точно мерил последний раз дорогу стуком о землю. Ещё километров через пять увидел на дороге двоих. Пригляделся.

Паренёк с девчушкой вышагивают. Рюкзаки выше голов торчат. Вот тяжесть-то! И-и-х, бедные!

– Здравствуйте, дедушка. А скажите, к озеру мы правильно идём? – спросил парень, вытирая ладонью пот со лба. Девушка его была бодрее. Ей по виду хоть на край света иди. Эти женщины народ выносливый. Вон как улыбается.

– Правильно идёте. Первый раз?

Он оглядел студентиков с доброй улыбкой. Эх, молодость-молодость! Любовь-любовь!

– А далеко нам ещё?

– Да полпути, считай, прошли. Вы, ребята, когда к озеру придёте, поворачивайте с дороги направо. Там посуше. И полянка хорошая есть. Налево – болото. Увязнете.

– Спасибо большое. А рыба есть в озере?

– Есть-есть. Наловишь, – улыбнулся Василий.

– А его ещё не перекрыли? Мы слышали, что его продают кому-то. По телевизору в новостях говорили. С целью оптимизации использования природных ресурсов.

– Не перекрыли пока. Иду оттуда. Отдохнёте. Счастливый путь.

Разошлись. Василий шагал и радовался. Ведь, поди ж ты, не перевелись ещё чудаки на свете! Бредут и бредут на встречу с природой. Ну и молодцы!

Пройдя ещё километра четыре, он вдруг заметил впереди на дороге свет фар и огромный остановившийся посреди неё джип. Рядом с ним людей. Мускулистые мужики смеялись. Справляли малую нужду. От греха подальше он сошёл с дороги в лес и пошёл мимо них лесочком.

– Ну ты ваще, бычара, такой шмалёр себе отхватил! Дай стрельнуть!

Братки приехали заценить владения своего босса и заодно выяснить на месте, что и как. Если кто из местных «колхозников» завис там – пугнуть, пригрозить, чтобы не шлялись по частным владениям. Такое было их первое задание. Устали. Вышли отлить, размять кости. У одного, который поехал с ними за компанию и был в форме полицейского (для пущей убедительности), был новенький пистолет. Один из друганов попросил пострелять. И стрельнул.

Отойдя от машины, стрелок раскорячился, как в американском боевике, раздвинув ноги и держа пистолет в обеих руках. Бил куда попало, в разные стороны. В лес. Косил под Рембо. Выхлопал всю обойму. Заржали. Получили удовольствие. И уехали.

В село Василий Иваныч в тот день не пришёл. Никитишна узнала от Анатолия, что дед просился остаться на озере. И успокоилась. Значит, открыл новый сезон старик. Ну, да и бог в помощь. На озере он как рыба в воде. Лишь бы не простыл. По ночам-то ещё холодком тянет от земли…

Нашли его по осени, в сентябре, грибники. Заявили в полицию. Опознала Никитишна по ушанке, телогрейке и валенкам. Там, у дороги на озеро, его и схоронили. Как партизана. Опосля миром помянули все его сроки. Разом.

Кобельки

Швед, Шплинт и я бежали от милиционеров по железнодорожной насыпи. Незадолго до этого мы ранним сентябрьским утром перед самым рассветом обчистили табачный киоск на станции, чтобы запастись куревом и уехать в интернат на электричке. Думали, всё пройдёт гладко. Но нас вычислили. Кто-то свистнул шухерной трелью. Чистить уже было нельзя. И, набив в рюкзак разных блоков и пачек, выломав из кассы какую-то мелочь, мы бросились бежать через железнодорожные пути, нагибаясь под вагонами разных составов. Пацаны впереди. Я с рюкзаком сзади.

Стреляли нам вслед. Не угадали. Ушли мы. Надо было теперь пилить до соседней станции километров пятнадцать пешком. Пройдя хорошим темпом километров восемь вдоль железной дороги, решили отдышаться. Пробовали сигареты. Швед курил «Опал». Я – «Столичные» со звёздочками. А Шплинт тянул папиросу «Герцеговины Флор», предварительно деловито постучав ею по чёрно-зелёной коробочке, дунув внутрь и смяв пальцами «держалку».

Курили на ходу, словно волчата уходя подальше от опасности, пригибая спины, пугаясь погони. Но погони не было.