Читать книгу "Бортжурнал 57-22-10. Хроники вертолетной эскадрильи - Игорь Фролов"

Летчики, переживая свою вину, молча полезли наверх. Открыли капоты. Двигатели были залиты керосином, который почему-то шел верхом через топливные фильтры. Борттехник попытался вынуть фильтры, но они не поддавались. Он поднапрягся и, сдирая кожу на пальцах, извлек из гнезд топливные фильтры — как и положено новым, они были герметично запаяны в полиэтилен!

Летчики в недоумении смотрели на фильтры.

— Привет от Разбердыева, — сказал борттехник. — И больше без меня не запускайтесь.

ИМЕННАЯ КУРТКА

Однажды полк посетил генерал Третьяк. Как это всегда бывает, командующему понадобилось куда-то слетать. Неизвестно почему, выбор командира полка пал на 22-й борт. Он подошел к вертолету, посмотрел на его закопченный бок и сказал лейтенанту Ф.:

— Повезем командующего. Борт помыть в течение часа. — И, уходя, добавил: — И не керосином, а порошком! Сейчас вам пришлют бойца в помощь.

Вскоре прибыл ефрейтор Зейналов — воин азербайджанской национальности. Лейтенант Ф. поставил ему задачу: налить в большой цинк[7] керосина, бросить туда тряпку, поджечь, набрать в ведро снега, нагреть воды, принести порошка, щетку, губку и отдраить борт. Зейналов выслушал и сказал:

— Нэт.

— Нэт? — удивился борттехник. — Что еще за хуйня?…

— Мущына не может мыть, — с наглым достоинством сказал навсегда чумазый Зейналов. — Это дэло женщына.

— А я, по-твоему, кто? — ласково спросил борттехник, придвигаясь.

— Нэ знаю, — пятясь, пробормотал сын Кавказа. — Вода кипятить буду, мыть нэ буду.

— Ты дыни любишь? — спросил борттехник.

— Лублу.

— А я нэ лублу, когда мне их вставляют! — заорал борттехник. Но он уже понял, что Зейналов сейчас непобедим. — Ладно, иди, воду грей, чурка, потом поговорим.

Потом борттехник елозил по борту губкой и собственным телом, скользя унтами на обледеневших пилонах, оттирая копоть выхлопа, потеки керосина и масла. Через час борт блестел как новорожденный. Зейналов млел у догорающего керосинового костра, борттехник мрачно курил, держа сигарету красными замерзшими пальцами. Вода, щедро заливавшаяся в рукава куртки, уже леденила остывающее тело. Куртка, еще недавно новая и синяя как небо, была покрыта пятнами сажи и разводами порошка, вода, пропитавшая ее, уже замерзла, и борттехник, покрытый грязной ледяной коростой, напоминал сгоревший среди зимы дом, над которым поглумились пожарные.

Подъехал «уазик». Лейтенант Ф. шагнул навстречу, поднимая руку к обледеневшей шапке и, доложил, глядя между командиром и командующим:

— Товарищ командир! Вертолет к полету готов. Борттехник, лейтенант Ф.

— Молодец, сынок, постарался, — услышал он голос командующего. — Майор, сгоняй-ка, привези лейтенанту новую куртку, и горячего чаю в термосе.

Полет прошел нормально. На прощание командующий тепло пожал ему руку и поблагодарил за хорошую службу — у лейтенанта даже мелькнула мысль о грядущем ордене.

На следующее утро лейтенант Ф. явился на построение в новой куртке и с хорошим настроением. Но когда, после обязательной болтовни, были отпущены прапорщики, лейтенант почуял неладное. И командир полка не обманул его ожиданий.

— Я вообще не понимаю, что у нас тут происходит, товарищи офицеры. Что это за боевое подразделение, которое может развалить в считанные месяцы один человек. Командир первой эскадрильи!

— Я! — сказал майор Чадаев.

— Что вы скажете о лейтенанте Ф.?

— Работает без замечаний, товарищ подполковник.

— Интересная формулировка. То он не отдает честь командиру полка — ну просто в упор не видит, то докладывает с трехэтажным матом, то я ловлю его с трехдневной щетиной… Кстати, я поручил командиру звена майору Гуле каждое утро проверять лейтенантскую выбритость. Майор Гула, доложите, если вам не обидно.

— Постоянно выбрит, товарищ подполковник.

— Второе. Из библиотеки мне поступил список должников. Всех пропускаю, но вот лейтенант Ф. не сдал в библиотеку — вслушайтесь, товарищи офицеры! — подшивку журнала "Театральная жизнь" (откуда ЭТО вообще в нашей библиотеке?) и "Современную буржуазную философию"! Теперь понятно, почему вчера случилось то, что произошло. Это я плавно перехожу к третьему. Подъезжаем мы с командующим к 22-му борту. Выходим. Вокруг бардак, ведра, лужи, какой-то пленный француз у костра греется, даже не встал. И в этих условиях подваливает к нам грязный в доску лейтенант Ф. - таких грязных вы никогда не видели! — и докладывает, что он, видите ли, к полету готов! К какому, нахер, полету в таком невменяемом виде, я вас спрашиваю? И после этого командующий вставляет мне дыню за то, что у меня офицеры сами борта моют! А кто, я, что ли должен мыть? Вы сами знаете, как в крайний год этого… ускорения обострилось национальное самосознание наших казбеков. Если так пойдет и дальше, офицерам придется и в солдатских казармах мыть. Не заниматься же рукоприкладством и прочими неуставными взаимоотношениями, как поступил недавно старший лейтенант Кормильцев! Но это трудное положение — не повод позорить весь полк перед командующим. Вот и подумайте всем полком, как сделать из лейтенанта Ф. настоящего офицера — для этого он сюда и прислан. Удивительно, что с его буржуазно-театральной философией не было ни одной предпосылки (плюет через плечо)… Всё, свободны! Командиру эскадрильи придумать наказание и доложить. А лейтенанту Ф., геройски помывшему борт, сдать свою именную куртку в музей ВВС — то бишь на склад.

СОН В ЗИМНЮЮ НОЧЬ

В наказание лейтенант Ф. был послан в наряд вне очереди ДСЧ (дежурным по стоянке части).

На разводе, к ужасу лейтенанта Ф. выяснилось, что в его наряде присутствует механик Разбердыев — в качестве ДСП (дежурного по стоянке подразделения). Но делать было нечего, и лейтенант Ф. от греха подальше назначил Разбердыева дежурным по самой дальней второй стоянке, на которой стояли законсервированные борта второй эскадрильи, в полном составе убывшей в ДРА. Потом дежурный Ф. со своим помощником, лейтенантом Л. развели бойцов по стоянкам, поболтались по аэродрому, поужинали в солдатской столовой и отправились в казарму.

Нужно сказать, что домик для ДСЧ в зимних условиях был непригоден для полноценного времяпрепровождения — печка не работала и в ее холодной, забитой газетами утробе всю ночь с отвратительным шуршанием копошились крысы, ожидая, пока жертва заснет. После нескольких кошмарных ночевок в морозном, кишащем грызунами домике, дежурные стали перебираться на ночь в казарму.

Вот и теперь, поднявшись на второй этаж, они сбросили куртки и принялись играть в бильярд, поглядывая, как в телевизоре Горбачев в Рейкьявике сдавался Рейгану. Было уютно и хорошо. В окна смотрела зимняя ночь. Вскоре лейтенант Ф., разморенный теплом, прилег на койку и задремал.

Служба шла своим чередом даже в дреме. Вот пришли ДСП с первой стоянки, подошли к койке, доложили, что стоянка сдана караулу. Вот то же самое проделали ДСП с третьей стоянки, с четвертой. Вестей со второй стоянки не было. Лейтенант Л. потряс за плечо лейтенанта Ф., сказал: