Читать книгу "Повседневная жизнь этрусков - Жак Эргон"

О чем рассказывают статуи

Следует ли отсюда вывод, что на саркофаге из Черветери этруски изображены именно такими, какими они были на самом деле, и что вельможи и знатные дамы при дворе Тарквиниев походили на эту терракотовую пару? Не нужно забывать о великой силе искусства, навязывающей жизни свои законы. Скорее, как говорится, природа станет подражать искусству, чем искусство воспроизведет реальность. Если в эпоху импрессионистов французы, пресытившись академической красотой, влюбились в купальщиц Ренуара, танцовщиц Дега и нимф Родена, чья животная грация будила их чувственность, это вовсе не значит, что в одно прекрасное утро француженки 1880-х годов проснулись с раскосыми глазами, приплюснутым носом и полными губами или что на берегах Сены обосновалось поселение таитянок, последовавших за Гогеном. А ведь в древней Этрурии влияние ионического стиля было гораздо более властным и повсеместным! Вместе с дорогими шерстяными тканями из Милета и чернофигурными амфорами из Клазомен или Аттики, вместе с техническими приемами ремесленников и даже внешним обликом богов этруски вывезли из Малой Азии и Греции каноническое представление о плавной линии лба, прямом носе, миндалевидных глазах и особенной улыбке, под которое они старались подстраиваться при жизни и которое во многом определяло собой тот образ, что должен был остаться после их смерти. Так что в надгробных изваяниях древних времен они предстают перед нами в масках.

Заманчиво поискать более правдивые свидетельства в памятниках более поздней эпохи, когда этрусский реализм, поощряемый податливостью терракоты, хоть и испытывал на себе, то тут, то там, влияние других стилей, в конечном счете все же развеял по ветру эти маски, вышедшие из моды. Накануне Второй мировой войны этим увлеклись немецкие ученые из числа приверженцев расовой теории (Rassentheorie). Выбирая по своему усмотрению ту или иную характеристику, казавшуюся им специфической, они приходили к совершенно разным выводам. Один ученый, разглядывая урны с прахом с изображением усопших, был поражен тем, что у некоторых этрусков были носы с горбинкой или крючком. Их тут же занесли в список «орлиноносых» рас, а профессор Фишер в 1938 году повсюду встречал, зарисовывал и фотографировал итальянцев с орлиным носом — бесспорно этрусским. Везде, особенно в Кьюзи, на родине Порсенны[7], а еще в Волатеррах и Тарквиниях. В Перузии их оказалось маловато, а в Витербо не было совсем. Не связано ли это с историей Витербо, за который долго боролись римский папа и император Священной Римской империи, и не могли ли многочисленные иноземные вторжения привести к физиогномическому перевороту и исчезновению орлиных носов? Но едва затихло эхо его доклада в Берлинской академии наук, как автор одной из статей в журнале «Клио» заявил, что обнаружил главный отличительный признак этрусской расы и доказательство ее восточного происхождения — тучность.

Надо признать, что всему виной Катулл и Вергилий, которые, не сговариваясь, обличали: один — obesus Etruscus, а второй — pinguis Tyrrhenus[8]. Катулл, рассказывая о различных народах, населяющих Италию, упоминает наряду со «скупым умбром» и латинянином из Ланувия, «смуглым и с крепкими зубами», «тучного этруска». Вергилий в более возвышенной манере описывает церемонию жертвоприношения под звуки флейты: «Жирный тирренец меж тем на кости слоновой играет у алтаря». И действительно, этрусские саркофаги II–I веков до н. э. зрительно подтверждают слова поэтов. На них усопший изображен полулежа на боку, опираясь на локоть, с чашей в другой руке, в позе пирующего. Скульптор-реалист не скрывает, а наоборот, выставляет напоказ с некой безжалостной снисходительностью внушительных размеров живот, выпирающий из распахнутых складок покрывала.

Этого оказалось достаточно, чтобы в удлиненных формах с саркофагов из Черветери разглядели худобу древних этрусков, на смену которым, после этнических преобразований и социальных потрясений, позволивших коренному населению вновь обрести свои права, пришли приземистые и плотные формы италийцев. Другие в изумлении обнаружили на самых древних стелах и бронзовых изделиях изображения коренастых этрусков, которые как раз и были настоящими этрусками, дружной толпой пузатых силенов, прибывших прямо из Карии в Малой Азии, тогда как элегантная стройность фигур из Черветери говорит о существовании в Южной Этрурии совсем другого народа — пеласгов, ранее приплывших с Крита и Кикладских островов. Можно подумать, будто коренастые и стройные фигуры не могли, как было давно доказано, одновременно или поочередно господствовать в ионическом стиле! Это не помешало Эрнсту Буксу в 1942 году приписать коренным этрускам «квадратное телосложение», которое он распознал впоследствии в фигуре императора Веспасиана, чей отец явно был сабином, а мать, возможно, происходила из этрусков, и которое, по его словам, до сих пор характерно для половины населения Тосканы.

Оставим в стороне эти нелепые теории и вернемся к тучности этрусков; ведь этот физический недостаток никак не связан с малым ростом. А в этом отношении мы не можем не считаться с неоднократными свидетельствами поэтов, особенно если они подтверждаются надгробными изображениями тех времен. Но не слишком ли преувеличено значение этих свидетельств? В прекрасном каталоге этрусских саркофагов поздней эпохи, изданном Рейнхардом Хербигом, мы обнаружили только три или четыре изображения, подтверждающих эту особенность. Да и тут нужно проявлять осмотрительность. Фигура на саркофаге из Сан-Джулиано близ Витербо тем более впечатляет, что она лежит на спине во весь рост, а огромный круглый живот возвышается как бы сам по себе. Было решено, что это усопшая женщина, то есть беременная. Однако следует иметь в виду тенденцию к стилизованному искажению действительности, характерную для этрусских скульпторов того времени: она сводится к геометрическому упрощению объемов, из-за чего ее как-то назвали кубизмом, или, точнее, стереометрией, поскольку она стремится к сочетанию как кубических, так и сферических объемов. Ясно, что саркофаг из Сан-Джулиано принадлежит именно к этой школе, столь чуждой греческим вкусам и непохожей на остальное искусство этрусков, а фигура, изваянная на нем, не может быть точным изображением человека. На крышке другого саркофага, найденного в склепе знатной семьи Партуну из Тарквиний, возлежит высокий старик, чья пухлая и дряблая плоть резко контрастирует с морщинистыми щеками и тощей шеей. Но, как отмечает сам Хербиг, такое часто случается в конце жизни с людьми умственного труда. Единственное изображение действительно тучного этруска находится в музее Флоренции. Огромный кусок мяса предстает перед нами с некой циничной наивностью. Гирлянда цветов на шее, кубок в вытянутой правой руке, золотое кольцо всадника на безымянном пальце левой. Мужчине на вид лет пятьдесят, у него маленькая голова, отнюдь не заплывшая жиром, он лыс, но на висках еще остались волосы, большие глаза широко открыты, а губы наверняка ярко-красные. Он как будто не осознает своей нездоровой полноты, но если бы он захотел подняться со своего ложа, то ему понадобилась бы помощь нескольких слуг. Пупок открыт, что выглядит почти непристойно, но ему, похоже, все равно. Выпячивая свой живот завидных размеров, потомок древних лукумонов с бесстыдством и в то же время с кастовой гордостью, даже в смерти, похожей на пир, заявляет о том, что рад оставить этот мир сытым и довольным.