Читать книгу "Повседневная жизнь алхимиков в Средние века - Серж Ютен"

Хотя арабские алхимические тексты стали переводиться на латинский язык уже в X веке, однако лишь два столетия спустя алхимия укоренилась и получила широкое распространение в западном христианском мире.

Не следует также упускать из виду и роль Крестовых походов, создавших условия для плодотворного культурного обмена между исламским и христианским мирами.

Необходимо упомянуть еще одну страну, небезуспешно бросившую вызов Египту в споре об историческом приоритете в области алхимии, — Китай. Правда, мы можем позволить себе оставить это без внимания в работе, специально посвященной повседневной жизни христианских алхимиков на средневековом Западе. Очевидно, влияние китайской таоистской алхимии было ничтожно малым несмотря на бесспорное существование контактов (как по Великому шелковому пути, так и по морю), до сих пор еще мало изученных, между Западом и Китаем, осуществлявшихся не без участия посредников — арабов и индейцев.

Наиболее знаменитые мусульманские алхимики осуществляли делание задолго до своих христианских собратьев. Назовем великие имена Джабира ибн Хайяна (известного на Западе в латинизированной форме Гебер, около 720–800 гг. н. э.), аль-Рази (Разес, 800–940), ибн Сины (Авиценны, 980-1030). Обладатели этих великих имен прославились и в иных, нежели алхимия, областях (ибо невозможно было отделить одну деятельность от другой) — в медицине, философии и даже теологии. Мусульманским алхимиком, известным на Западе как Артефий (еще одно славное имя в области мусульманского герметизма), очевидно, был не кто иной, как поэт аль-Тограй (казненный в 1120 году н. э.). Что касается великого мусульманского мистика аль-Газали (умер в 1111 году), то он признавал только духовную алхимию (kimya essaadah, «алхимия блаженства»).

Цели алхимии

Уместно еще раз напомнить о практической цели, которую ставили перед собой средневековые алхимики. Роджер Бэкон в своем «Зеркале алхимии» дал ей такое определение: «Алхимия есть наука о том, как приготовить некое лекарство или эликсир, который, если прибавить его к неблагородным металлам, придаст им совершенство в самый момент соприкосновения».

Поскольку этой чарующей целью было изготовление золота, нет нужды напоминать, что труды алхимиков — даже если они и не преуспели в превращении простых металлов в «царя» минерального мира — в общем и целом носили практический характер, обогащая экспериментальное знание о минеральных телах, их трансформациях и смесях.

Отсюда лапидарное суждение историка, жившего в XIX веке, Луи Фигье: «Так скажем же наконец, что алхимия является матерью современной химии».[9]

И сегодня еще этот образ широко распространен в массовом сознании: труды средневековых алхимиков в лабораториях являлись своего рода долгой и колоритной «предысторией», — хотя и иллюзорной по своим надеждам, но весьма благотворной благодаря неожиданным находкам, — современной экспериментальной химии. Разве ученые XX века не реабилитировали основной принцип, на который опирались (пусть даже и иллюзорные) упорные труды средневековых алхимиков — единство материи, сочетающееся с возможностью перехода от одного минерального проявления к другому? А ведь еще химики XIX века, наследники Лавуазье, считали надежды на осуществление трансмутации абсурдными по своей сути, ибо они представлялись несовместимыми с самим понятием простых и абсолютно устойчивых тел.

Однако еще сами алхимики неоднократно предостерегали от слишком простой, слишком буквальной расшифровки, перевода их тестов, что должно настораживать нас. Приведем одно из таких предостережений, содержащихся в «Книге Артефия».

«Уверяю тебя, — предупреждает он, — что тот, кто пожелал бы объяснить написанное философами [алхимиками], исходя из обычного, буквального смысла слов, заблудился бы в извилинах лабиринта, из которого он не выбрался бы никогда, поскольку у него не будет ариадниной нити, которая бы вывела его, и сколько бы он ни затратил на свои труды, все это будет потрачено даром».

И все же на извилистом пути нашего путешествия не исключена возможность встречи со всякого рода сюрпризами.

Искусство традиционное и священное

Нам стоит постараться уже в самом начале своего исторического исследования не попасть в ловушку, состоящую в фактическом приписывании, даже навязывании нашим предкам собственных взглядов, концепций, надежд и предрассудков, характерных для людей XX века. Для этого необходимо помнить, что средневековая алхимия обладала характерными особенностями, принципиально не позволявшими рассматривать ее в качестве некоего подобия современной химии, хотя и экспериментального, однако совершенно фантастического.

В противоположность современной химии, алхимия представляла собой знание традиционное, когда идея открытия «нового» совершенно не имела смысла, и священное, ибо она зиждилась на передаче секретов. Это было искусство выполнения определенных лабораторных операций, которые должны были соотноситься с иными, нежели работа с материалом, сферами.

Стремление приписать средневековым алхимикам намерения и цели, пусть даже в зачаточном виде, сопоставимые с намерениями и целями современных ученых и инженеров, было бы недопустимым анахронизмом.

Всегда нелишне будет повторить (и особенно когда историк собирается заняться повседневной жизнью алхимиков), что, столкнувшись с точными описаниями феноменов, у средневековых авторов не следует требовать присущего нашему времени четкого различия между материальной реальностью и «оккультными», «экстраординарными» фактами.

ЛАБОРАТОРИЯ

Обустройство помещения

За исключением случаев, когда лаборатории работают на оборону или по технологиям, защищенным патентами, современный химик совершенно не скрывает своего оборудования и исследовательских приемов. Напротив, характерной особенностью лаборатории средневекового алхимика была ее абсолютная недоступность посторонним любопытным взглядам. Лишь в более поздние времена алхимики будут работать в помещениях, известных всякому: наиболее показательным примером этого может служить знаменитая «Золотая улочка», непосредственно примыкавшая к величественному Пражскому Граду, получившая свое название по причине того, что в начале XVII века на ней селились многочисленные алхимики, лично связанные с императором Рудольфом II Габсбургом.

Это стремление соблюсти секретность проявлялось, в частности, и в том, что использовались специальные заслонки, служившие для сокрытия от глаз прохожих дыма, исходившего во время выполнения алхимиками определенных операций.

Мы не располагаем, и не случайно, статистическими или хотя бы приблизительными оценочными данными о количестве алхимических лабораторий во Франции Средних веков. Еще малочисленные в XII веке, они получили широкое распространение в XIV и XV веках: тогда лаборатории достигли, очевидно, значительной численности в больших городах — в Париже времен Николя Фламеля они насчитывали, возможно, две или три сотни.