Читать книгу "Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918 - Ричард Пайпс"

Возникновение Советов Ленин наблюдал со скепсисом, поскольку они мыслились как «непартийные» рабочие организации и как таковые были вне контроля политических партий: зная его мнение о «приспособленческом» характере рабочего класса, можно понять, что ни он, ни его соратники не считали Советы надежным институтом69. В период образования Советов некоторые большевики в Петрограде призывали рабочих бойкотировать их на том основании, что, ставя рабочую организацию над социал-демократической партией, они тем самым принижали «сознательность пред стихийностью»70, другими словами, ставили рабочих над интеллигенцией. Ленин вел себя более гибко, хотя так никогда и не решил окончательно, что должны делать Советы и в чем их польза. В конце концов, после 1906 года, он решил, что их можно использовать для оказания помощи «революционной армии». Советы могли быть использованы в революции («восстании»), но самостоятельной ценности они не представляли71. Он также отрицал роль Советов как органов самоуправления, — они должны были служить «инструментами» восстания, проводимого дисциплинированными вооруженными отрядами.

С началом революции 1905 года Ленин решил, что пришла пора отделиться от основной партии и открыто сформировать собственную организацию. В апреле 1905 года он созвал в Лондоне неправомочный III съезд РСДРП; все делегаты (38 человек) были членами его фракции. Крупская сообщала: «На 3-м съезде не было рабочих — по крайней мере, не было ни одного сколько-нибудь заметного рабочего… Зато «комитетчиков» на съезде было много. Тот, кто упустит из виду эту физиономию 3-го съезда, многого в протоколах съезда не поймет»72. В этом дружеском кругу Ленину было нетрудно утвердить все те резолюции, которые правомочная социал-демократическая партия не одобрила бы, что видно, например, из решений, принятых в следующем году в Стокгольме. III съезд обозначил начало формального раскола в социал-демократической партии, который завершился в 1912 году. Возвратившись в Россию в начале ноября 1905 года, Ленин стал вдохновителем московского восстания следующего месяца, но исчез, как только начали стрелять. В тот самый день, когда в Москве возводились баррикады (10 декабря 1905 г.), он и Крупская укрылись в Финляндии. Они возвратились только 17 декабря, после подавления восстания.

В апреле 1906 года две части РСДРП предприняли вялую попытку воссоединения на конференции в Стокгольме. Ленин снова попытался получить большинство в Центральном Комитете, но это ему не удалось. Он потерпел поражение и по ряду практических вопросов: конференция осудила создание вооруженных отрядов и идею вооруженного восстания, а также отвергла его аграрную программу. Ленина это не смутило, и он сформировал, втайне от меньшевиков, нелегальный тайный «Центральный Комитет» (по стопам «Бюро») под собственным руководством. Состоявший вначале, по всей видимости, из трех членов, комитет разросся к 1907 году до пятнадцати человек73. В течение и сразу вслед за революционным 1905 годом ряды социал-демократической партии возросли во много раз, в нее влились десятки тысяч новых членов, значительную часть которых составляла интеллигенция. К этому времени обе фракции приобрели отчетливые очертания74. Большевики насчитывали, по оценкам 1905 года, 8400 членов, примерно столько же было у меньшевиков и бундовцев. Считается, что на стокгольмскую конференцию РСДРП в апреле 1906 года съехались делегаты, представлявшие 31 000 членов партии, из них 18 000 меньшевиков и 13 000 большевиков. В 1907 году численность партии выросла до 84 300 человек (что примерно соответствовало числу членов в конституционно-демократической партии), из них 46 100 были большевики, 38 200 — меньшевики. К тому же к ней примыкали 25 700 польских социал-демократов, 25 500 бундовцев и 13000 латвийских социал-демократов. Это был апогей: в 1908 году начался выход из партии, и в 1910 году, по оценкам Троцкого, численность членов РСДРП сократилась до 10 000 и менее75. Меньшевистская и большевистская фракции различались по социальному и национальному составу. В обеих непропорционально большую часть составляли дворяне — 20 % по сравнению с 1,7 %, которые дворяне составляли от общей численности населения (на самом деле у большевиков их было немного больше — 22 %, а у меньшевиков — немного меньше — примерно 19 %). У большевиков было больше представителей крестьянства: они составляли 38 % членов фракции, у меньшевиков — 26 %76. Это были не единоличники — те поддерживали эсеров, — а деклассированные, оторвавшиеся от земли крестьяне, подавшиеся в город в поисках работы. Социально переходный элемент впоследствии поставлял много кадров в партию большевиков и оказал значительное влияние на формирование ее политического менталитета. Меньшевики привлекали больше мещан, квалифицированных рабочих (например, типографских рабочих и железнодорожных служащих), интеллигентов и представителей свободных профессий.

Что касается национального состава обеих фракций, к большевикам шли преимущественно великороссы, а к меньшевикам — нерусские, по большей части грузины и евреи. На II съезде партии основную поддержку Ленин получил со стороны делегатов от центральных — то есть великорусских — губерний. На V съезде (1907 г.) почти четыре пятых (78,3 %) большевиков были великороссами, у меньшевиков же они составляли всего одну треть (34 %). Примерно 10 % большевиков были евреи; у меньшевиков они составляли в два раза больший процент77[13].

Таким образом, для партии большевиков в период ее формирования было характерно следующее: 1) большую часть ее составляли выходцы из деревни, рядовые ее члены были «в значительной мере из тех, кто родился в деревне и все еще имеет связь с деревней»; 2) подавляющее большинство ее членов были великороссами, происходили из центральных губерний России78. Другими словами, и социально, и с географической точки зрения корни партии уходили в те слои населения и в те регионы, где крепче всего принялось в свое время крепостное право.

У двух фракций были и общие черты, и самая главная из них — слабая связь с промышленным рабочим классом, той социальной группой, которую они якобы представляли. Уже с момента зарождения социал-демократического движения в России в 1880-х годах отношение рабочих к социалистической интеллигенции было неоднозначным. Неквалифицированные и полуквалифицированные рабочие совершенно ее избегали, считая, что интеллигенция — аристократы и «белоручки» — хочет использовать их для сведения личных счетов с царем. Они остались нечувствительны к влиянию социал-демократической партии. Лучше образованные, более квалифицированные и политически сознательные рабочие часто видели в социал-демократах друзей и помощников, но не были готовы идти за ними: как правило, они предпочитали тред-юнионизм партийной политике79. В результате число рабочих, входивших в социал-демократические организации, было ничтожным. По оценкам Мартова, в первой половине 1905 года, когда революция уже шла полным ходом, у меньшевиков в Петрограде было от 1200 до 1500 активных сторонников из числа рабочих, а у большевиков — «несколько сотен» — и это в самом большом промышленном городе империи, где рабочих насчитывалось более 200 00080. В конце 1905 года в обе фракции в целом в Санкт-Петербурге входило до 3000 рабочих81. Можно, следовательно, сделать вывод, что и меньшевистская, и большевистская фракции были организациями интеллигентскими. Опубликованные в 1914 году размышления Мартова по этому поводу предвосхищают ситуацию, которая сложилась после февральской революции: