Читать книгу "Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере - Людмила Новикова"

Широкое влияние кадетов на политическую жизнь губернии наиболее ярко проявилось в том, что, за исключением архангельских депутатов во II Государственной Думе (тогда два места поделили между собой трудовик и эсер), все остальные думцы, представлявшие губернию, были избраны как кадеты. Это означало, что кадетские представители регулярно одерживали победу даже у выборщиков крестьянской курии, составлявшей более половины собрания выборщиков в губернии. Несмотря на то что после первых двух выборных думских кампаний деятельность кадетов стала менее заметна, и в последующие годы на архангельских кадетских собраниях регулярно собиралось до 100 человек[72].

Наряду с кадетами в Архангельске имелась значительная группа октябристов. Отделение партии «Союз 17 октября» образовалось здесь в конце 1905 – начале 1906 г., и численность его доходила, по сведениям полиции, до 300 человек. За отсутствием земского элемента наиболее видными представителями партии были члены местного купечества и лесозаводчики. Среди них выделялись купцы и лесопромышленники Н.И. Шаравин, Е.И. Шергольд и В.В. Гувелякен, не раз избиравшийся на пост городского головы Архангельска[73]. Октябристы занимали влиятельные позиции в Архангельской городской думе, а их лидеры, щедро жертвовавшие на нужды регионального движения, числились среди почетных пожизненных членов Общества изучения Русского Севера. По донесению жандармерии, будущие октябристы еще в период банкетной кампании 1905 г. принимали широкое участие в борьбе за политические реформы. В частности, они вместе с будущими кадетами участвовали в банкетах, «политических» ужинах и даже пытались в знак солидарности с рабочими петь (хотя, по донесению главы губернских жандармов, и не очень складно) рабочую «Марсельезу»[74]. Тем не менее октябристы заметно уступали по степени влияния архангельским кадетам, и им ни разу так и не удалось провести свого кандидата в Государственную Думу.

Партии правее октябристов играли в губернии незначительную роль. По сведениям полиции, в губернии имелся отдел «Союза русского народа» на железнодорожной станции Исакогорка вблизи Архангельска. В 1907–1908 гг. в нем состояло около 40 членов во главе с вагонным мастером Д.Ф. Голубевым. Также в период выборов в I Думу имелась местная организация – «Верные сыны России». На тех же выборах из 19 выборщиков от крестьянской курии 5 были заявлены как правые[75]. Помимо этого, правые проявили себя тем, что в период первой русской революции участвовали в стычках с левыми демонстрантами из числа политических ссыльных и учащейся молодежи. В одном из таких столкновений 19 октября 1905 г. были убиты ссыльный приват-доцент М.Ю. Гольдштейн и учительница А.А. Покотило. Но это были единственные жертвы правого насилия. Архангельск избежал правых погромов и массовых беспорядков, прокатившихся по многим городам России[76]. У газеты «Архангельск», таким образом, имелись основания отметить в 1912 г., что в целом регион был «благополучен от “черной” опасности». Правые в губернии действительно не смогли заручиться значительной поддержкой населения[77].

Основой организаций левых партий в Архангельской губернии служили находившиеся здесь политические ссыльные[78]. Хотя исследовательская литература часто отмечает, что ссыльные социал-демократы и эсеры определяющим образом повлияли на появление на Европейском Севере левых политических кружков и массового рабочего и крестьянского движения[79], источники свидетельствуют, что положение ссыльных было скорее изолированным от народных масс. Их влияние ссыльных было ограничено почти исключительно представителями интеллигенции и учащихся города Архангельска. Несмотря на то, что из-за сокращения ссылки на Дальний Восток и в Сибирь в связи с русско-японским конфликтом 1904–1905 гг. численность ссыльных в Архангельской губернии резко возросла и уже к 1908 г. приблизилась к 2,5 тыс. человек[80], ссыльные проявляли мало интереса к окружавшей их действительности. На Севере, где не имелось ни многочисленных рабочих, ни малоземельного помещичьего крестьянства, они ощущали себя оторванными от массовой аудитории. Их не привлекал традиционализм местного жизненного уклада и не интересовали региональные планы местной общественности. Как свидетельствуют полицейские донесения, выдержки из перлюстрированных полицией писем и мемуары самих сосланных на Север, колонии ссыльных, разбросанные по губернии, жили замкнуто и были поглощены внутренними партийными спорами, «фракционными расколами», личными склоками и распространенным повсеместно пьянством[81].