Читать книгу "Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон"

Йорктаун оказался особенно зловещим и предвещающим дурное. Ведь поражение произошло в то время, когда во всех частях империи появлялись трещины. Ее мощь подвергалась атакам на родине, другим владениям угрожали за границей. Активно выступали конституционные реформаторы. Только в предыдущем году антикатолические восстания привели к большим разрушениям в Лондоне за одну неделю, чем произойдут в Париже (за исключением сноса Бастилии) на протяжении всей Французской революции. Ирландию охватили волнения, ее народ начинал долгий марш к статусу самостоятельного государства. В Средиземном море стало небезопасно, Менорка и Гибралтар находились под осадой. В дальнейшем остров Менорка пал, а Гибралтар так близко подошел к падению, что его захват изображали на французской сцене и рисовали на веерах парижских дам. В Карибском море под флагом Британии останутся только Ямайка, Барбадос и Антигуа. Франция изгоняла Великобританию из ее фортов и торговых факторий в Африке. В Индии Хайдар Али, правитель Майсура, вторгся в Карнатаку, громил британские армии и жег деревни в пределах видимости Мадраса. Как писал один обозреватель, империя, «как кажется, рушится повсюду под своим собственным весом или уступает под натиском атак извне»[82].

Сам король Георг придерживался ранней версии «теории домино»: если Британия лишится тринадцати колоний, то «за ними должна последовать Вест-Индия». Тогда Ирландия вскоре станет самостоятельным государством, а империя исчезнет[83].

Многие разделили его опасения, когда американцы нанесли столь тяжелые раны в самое сердце имперской политики. Последствия оказались травматическими — и непосредственные, и в долгосрочной перспективе. Иорктаун уничтожил министерство по делам Северных территорий, ликвидировав то, что доктор Джонсон назвал «кучей глупости»[84]. В итоге король выбрал премьер-министром и Первым Лордом Казначейства Уильяма Питта-младшего, который оставался у власти с 1783 по 1801 гг. Премьеру пришлось ратифицировать мирный договор, по которому Британская империя потеряла четверть свои белых подданных.

Питт заявил Палате Общин: во избежание дальнейшего урезания, оставшиеся части «расколотой империи» следует объединить «при помощи любви и взаимодействия»[85]. Но такие связи казались слабыми и призрачными в свете американского опыта. Предпринятые меры для успокоения Ирландии (парламентская независимость, торговые концессии и аннулирование законов, направленных против католиков) усилили аппетит националистов, желавших полного самоуправления по трансатлантической модели. Канада, несмотря на попытки Британии снискать расположение и примирить большинство, которое составляло французское население, казалось, настроилась на отделение. А США уже горели желанием подобрать куски. Белое население Вест-Индии, хотя и зависело от метрополии в жизненно важных вопросах сахара и рабов, было «американским по связям и интересам», как заметил капитан Горацио Нельсон с одной базы в Карибском море в 1785 г. «Самые большие бунтовщики находились в Америке»[86].

Индию — «самый яркий драгоценный камень, который остался в короне Его Величества»[87], если процитировать метафору Фокса, в дальнейшем ставшую самым тупым клише в имперском лексиконе, нельзя было дальше разграблять, используя «величайшую тиранию, которая когда-либо имела место»[88]. После ликвидации торгового деспотизма «Ост-Индийской компании», Индостаном следовало управлять в интересах его народа. Этот идеал с мастерством Цицерона и изысканностью Джефферсона пропагандировал Эдмунд Бёрк, которого Гиббон назвал «самым красноречивым и рациональным безумцем, которого я когда-либо знал»[89].

Но это был идеальный вариант, который мог бы нанести удар по основам британского владычества в Индии, выкинуть британских «раджей». Даже колония преступников в Новом Южном Уэльсе (первая флотилия прибыла в залив Ботани-Бей в 1788 г.) вскоре «произведет на свет новых Вашингтонов и Франклинов» для борьбы за освобождение от метрополии. Именно это в «Эдинбург Ревью» предсказал Сидни Смит. Он представил мрачно-комичный вариант будущей борьбы Великобритании за Антиподов:

«Бесконечное кровопролитие и сокровища закончатся, придется поддерживать налог на шкуры кенгуру. Верные депутаты Палаты общин и дальше будут голосовать за поддержку справедливой и необходимой войны, а Ньюгейтская тюрьма займет четверть мира, проявив героизм, достойный великих людей, которыми она изначально заполнялась»[90].

Если вкратце, то далее Смит предполагает: после побега американского тигра сомнительно, что Британия станет разводить и дальше колониальный «молодняк», который может вырасти в столь же диких и яростных зверей.

Британские сомнения усилились, когда американская торговля действительно расширилась после утраты тринадцати колоний. На самом деле поразительный рост коммерческой активности поставил под вопрос все имперское предприятие. Согласно доминирующей экономической теории того времени, цель колоний — поддержка метрополии сырьем и обеспечение рынка для производимых ею товаров. Все это делалось на эксклюзивной основе. Такая система меркантилизма приобрела законную силу в результате принятия навигационных законов, которые не допускали иностранные суда и способствовали продвижению судов империи. Гиббон назвал эти законы «Палладием Британии»[91]. [Палладий — упавшее с неба в Трою изображение Афины Паллады, которое считалось залогом целости этого города. — Прим. перев.]

Однако США, которые освободились от ограничений, играли все более возрастающую и жизненно важную роль в промышленной революции в метрополии. Например, они обеспечивали большую часть хлопка-сырца, что позволяло Британии стать «ткацкой фабрикой мира».