Читать книгу "Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа - Жорж Сименон"

Стан был белокурым, всегда одевался преувеличенно опрятно, без единой складки на одежде, и каждый вечер клал свои брюки под матрас, чтобы они разгладились. Он двигался и вел себя как офицер. На стенах его комнаты висели рапиры и фехтовальная маска.

— Вы можете остаться, мсье Стан. Вы ведь знаете, что здесь нет никакого секрета.

— Я должен идти заниматься, мадам Ланж.

Первое время каждое утро, когда хозяйка чистила обувь, он склонялся к ней, чтобы поцеловать ей руку.

— Полноте, мсье Стан, вы выбрали не самое подходящее место для этого! Достаточно просто говорить мне «доброе утро», как остальные.

О деньгах он тоже никогда не упоминал. Никто не знал о его ежемесячном доходе, поскольку вся корреспонденция и денежные переводы отправлялись ему до востребования. В его комнате не было никаких фотографий, кроме единственной, на которой была изображена группа выпускников лицея в зеленых бархатных фуражках.

Когда мадам Ланж была заинтригована или взволнована, она начинала смеяться, словно стесняясь своих эмоций, и вскрывая сверток, она бормотала:

— Что же такое мне могли прислать из Румынии? Наверное, это коробка рахат-лукума, которую мсье Мишель получает каждую неделю!

Она удивленно вскрикнула.

— Вы только взгляните, мсье Эли! Бог мой! Какая красота!

И разворачивая блузку из тонкой ткани с разноцветной вышивкой, какие носят женщины на Балканах, она нервно рассмеялась.

— Вы можете себе представить, как я пойду в этом за покупками?

Она была обрадована и в то же время разочарована.

— Это слишком красиво для меня!

Эли молча взглянул на блузку, перенес свой чай и яйцо на стол и устроился за ним.

— Здесь есть письмо. Все это наверняка благодаря мсье Мишелю.

Она прочла его и протянула своему постояльцу.

— Прочтите! Оно на французском. Интересно, как он мог обо мне рассказать, чтобы она такое мне написала.

Почерк явно принадлежал образованной женщине.

Уважаемая мадам!

Не могу передать словами, насколько я счастлива и спокойна, что мой сын оказался в таком доме, как Ваш. В каждом своем письме он рассказывает мне о Вас и о той заботе, которой Вы его окружили. Признаюсь, я была очень встревожена и расстроена, когда отец решил отправить Мишеля за границу. Теперь, когда я знаю, что он попал в надежные руки, я чувствую себя намного спокойнее.

Как Вы уже, наверное, заметили, в чем-то мой сын еще совсем ребенок. Поэтому при необходимости не бойтесь его побранить.

Я прилагаю к письму сувенир из моей страны. Мой французский с годами настолько ухудшился, что я попросила подругу написать за меня эти несколько строк.

Прошу Вас принять заверения в моем искреннем почтении.

Ваша…

Подпись по почерку и чернилам отличалась от остального текста.

— Как это любезно с ее стороны, не правда ли? Я никогда не смогу надеть эту блузку, да и Луиза тоже, но это доставило мне больше удовольствия, чем какой-нибудь полезный предмет.

Она посмотрела на Эли, который с насупленным видом отдал ей письмо.

— Вы все еще ревнуете?

— Ничего я не ревную.

— Это потому, что вы никого не любите. Но я вам не верю. Мсье Мишель, кажется, проснулся. Пойду покажу ему подарок его матери. Сегодня моя очередь получать письмо и посылку! Это бывает не так часто.

Уже в коридоре она закричала:

— Мсье Мишель! Мсье Мишель! Я могу войти?

Она взяла блузку с собой.

Чтобы не встречаться с Мишелем, Эли в мгновение ока проглотил завтрак и поднялся в свою комнату. С момента происшествия с рахат-лукумом и письмами, в тот день, когда выпал первый снег, жизнь в доме ничуть не изменилась, а отношения между Эли и румыном внешне остались теми же. Правда, они редко оказывались в комнате наедине.

Эли продолжал переводить вопросы мадам Ланж и ответы Мишеля. Однажды в солнечный полдень хозяйка позвала Эли, когда он был в своей комнате.

— Мсье Эли! Не могли бы вы спуститься на минуточку?

Мишель, стоя посреди улицы, настраивал свой фотоаппарат, нацелив его на дом.

— Он хочет сфотографировать меня на пороге, но я настаиваю, чтобы он снялся вместе со мной. Это для его матери, чтобы она имела представление, в каком доме он живет.

Она надела чистый фартук и сделала прическу. Эли щелкнул всего один раз, и эту фотографию Мишель отправил в Румынию.

— Сфотографируйте мсье Эли тоже, — предложила хозяйка.

На что он сухо ответил:

— Я никогда не фотографируюсь.

Мишель посмотрел на него без удивления, как будто все понимал и не обижался, лишь легкая грусть мелькнула в его глазах. Довольно часто Эли чувствовал на себе его взгляд, который, казалось, спрашивал: «Мы все еще не друзья?»

Румын выглядел уверенным в себе, он был убежден, что однажды ему все-таки удастся расположить к себе студента из Вильно. Привыкнув к всеобщей любви, он никак не мог поверить, что кто-то без видимых причин мог так долго питать к нему неприязнь.

Он терпеливо сносил холодность Эли; из них двоих Эли первым терял самообладание и убегал в свою комнату, чтобы взять себя в руки.

Там стало совсем невозможно работать. Сегодня, например, из-за северного ветра в комнате было так же холодно, как на улице, и Эли прямо в одежде лег в кровать, ожидая, пока румын уйдет в университет.

Едва услышав стук захлопнувшейся двери и шаги, удаляющиеся по тротуару, он взял свои книги и спустился вниз с агрессивным видом, как всякий раз, когда он был недоволен собой или окружающими.

На кухне мадам Ланж встретила его словами:

— Вы считаете, это благоразумно — сидеть в одиночестве в ледяной комнате? Вы посинели от холода. Скорее грейтесь!

Он протянул руки к печке, по телу пробежала внезапная дрожь.

— Вот видите! Однажды из-за своего упрямства вы подхватите не насморк, а пневмонию. Вы этого добиваетесь? Я уже вам говорила, что мсье Мишель будет только рад, если вы станете работать в его комнате, пока он отсутствует, и я не понимаю, почему вы не разрешаете мне поговорить с ним об этом.

— Я не принимаю ничьих одолжений.

Наверное, ей хотелось ответить: «Мои-то вы принимаете!»

Ведь он спускался на кухню, чтобы пользоваться ее теплом. Правда, при этом он, в свою очередь, оказывал хозяйке услуги, подкладывая угля в печь, следя за супом и открывая на звонки входную дверь, когда мадам Ланж была наверху.

— Не будем опять ссориться. Мне нужно с вами кое о чем поговорить. Меня это очень беспокоит. Я бы ничего не стала предпринимать, но с тех пор, как я получила письмо от его матери, которая так мне доверяет, уже не знаю, что мне делать. Я думаю об этом с самого утра. Уже хотела отчитать его за обедом, но не осмелилась. Женщине это сложно сделать. Вот вам было бы проще. Знаете, что происходит, мсье Эли? Я обнаружила это три дня назад, убирая в его комнате. Мсье Мишель посещает дурных женщин! Сейчас сами увидите…