Читать книгу "Полководец - Константин Калбазов"

— Уяснил.

— Вот и ладушки. Пошли тогда, получать заслуженную награду.

Не сказать, что тащить внеочередные наряды такое веселое занятие. Ну да, сам дурак. И чего это на него нашло? Куда горше пришлось со старшим братом. Не гляди, что разница всего-то год. Он старший, и весь тут сказ. И по поводу блажи Агапа, Дмитрий высказался однозначно. Нечего ерундой маяться.

И плевать, что жалование там вдвое против обычных солдат получается. В разведку и лешаки записывались минимум на пять лет. И жениться в течении этого срока им было запрещено. А еще, сгинуть в тех частях было проще простого. Поговаривают, как швед в Новгород припожаловал, так и полковые разведчики начали хаживать к нему в гости. Да только не больно-то и рады. А потому встречали горячо, свинцом да сталью.

Ладно еще, пошли служить в дружину. Тут и выбора по сути не было и дело это еще и в прибыток обернется. Потому как жалование солдату полагалось нешуточное. И всего-то слить бочку пота. Чай в поле и поболее надрываться приходилось. А вот так, костлявую дразнить… Шали-ишь!

В первый же день, как они перешли псковскую границу, их всех провели через две палатки, над которыми развивались белые флаги с красными православными крестами. Отдельно баб и мужиков. Там оказались лекари, которые заставили всех без исключения раздеться.

Убедившись, что никто не принес никакую болячку, всем сделали прививку. Оно конечно народ не желал чего-то там делать. Но разговор был коротким. Либо, прививаешься от оспы и получаешь двадцать пять копеек. Либо, вот тебе бог, а вот порог. Угу. После того, как наблюдали столбы дыма от сгоревших деревенек, да наслушались рассказов беглецов, возвращаться особого желания не было.

Вот только как оказалось, это еще не все. Всяк мужик от восемнадцати и до сорока годочков должен был записываться в солдаты. Поначалу-то народ наотрез отказался. Но доводы опять оказались весьма убедительны. Солдат брали на полный котловой и имущественный кошт. А кроме того, выплачивалось годовое жалование в размере десяти рублей восьмидесяти копеек.

Большая сумма для крестьянской семьи. Да чего там, огромная. Не всякий земельный надел мог принести такую прибыль. На такие деньги семья могла прожить год, не испытывая нужды.

Опять же, семьи никто не собирался выбрасывать на улицу. Всем предоставлялся домик с огородом. Кроме того, выделялись клин пахотной земли, сенокос, инвентарь, лошадь, семена и корова. Не бесплатно конечно. Но выплатить ту задолженность можно в рассрочку, за несколько лет. И служба в дружине, большое в том подспорье.

Поползли разговоры о том, что их хотят загнать в долги и похолопить. Но людишки боярина не дремали. Ходили разъясняли, что это далеко не так. Что мол есть солдатское жалование, которое легко покроет проживание семьи в течении года. Инвентарь и лошадь с семенами можно и не брать. Ну проживут близкие как-нибудь год на солдатское жалование. А там и хозяин вернется.

Да только глупость это все. В Пскове нынче житье совсем иное. В свою пору, можно землицу пахать, а в межсезонье, отхожим промыслом пробавляться. Они-то чай теперь не новгородцы. Стало быть могут болотную руду добывать и сдавать на плавильный завод. Тем приработком уж сколько крестьянских семей из кабалы вынулось.

Словом, убедительно речи звучали, чего уж там. И верить хотелось в лучшую долю. А главное, сами люди говорили о том, как все пригоже устроено в землях боярина Карпова и как он ратует за то, чтобы по всей псковской земле такие поряди установились Но ведь им-то предлагали осесть именно на его землях. Ну и признаться выбор не особо велик. Либо так, либо возвращаться под шведа. Некуда им деваться, нигде их не ждут. Так что, надо устраиваться.

* * *

— Господин Псков, нешто ослеп ты и не видишь, что происходит? Швед обложил нас со всех сторон и рушит торговлю. А чем мы исстари живем, как не торговлей?

— Антип, а когда ты успел купцом-то стать? — Послышалось из толпы вечевеков. — Вроде с утра был из ткацкого конца.

— И был, и сеть, и с младых лет у станка стою, — кивая в такт своим словам, подтвердил поднявшийся на помост мужчина средних лет.

— Так, а чего тогда печалишься о делах купеческих?

— А как мне не печалиться, как у нас в ткацком конце уж все амбары тканями да парусиной забиты. А канатная мануфактура, а кузнечный конец. Да и иные. Не выкупают купцы нынче наши товары. Потому как девать им его некуда. И иноземные купцы этим летом не больно-то нас посещают. А потому воск, сало, кожи, пенька и иные товары остаются в Пскове мертвым грузом. Нужда к нам в дом пока еще не стучится. Но то дело времени. Попомните мои слова.

— Ты к чему ведешь-то? Толком сказывай. О том, что дело не к добру и что там у нас в закромах пылится, мы и так ведаем. Чай не глупые. Какой выход ты видишь? — Громко, поинтересовался дюжий мужик.

Да оно и понятно. Ну как может говорить тихо эдакая гора. Кузнец он по определению не может быть худосочным. Профессия такая, что только сильный и сдюжит. А этот в добавок ко всему еще и лидер кузнечного конца. Нет, понятно, что для лидерства не обязательно еще и статью выделяться. Но люди они ведь такие. Им не только ум подавай, но и чтобы любо дорого посмотреть. Чтобы гордость распирала от того, что эвон каков красавец от нас на вече слово держит.

Лука Демьянович был всем угоден. И статен, и силен, да так, что одним ударом быка повалит, и умом Господь не обидел. И в руках талант имеется. А главное, честен безмерно.

— А говорю я это к тому, господин Псков, что всем вам ведомо. Да только говорить вы о том опасаетесь. Год тому, швед уж пытался пригнуть Псков. И купцов наших в узилища побросали. И войной идти были готовы. А всему причиной, боярин наш Карпов.

— Эк-ка тебя занесло. На боярина напраслину решил возвести. Иль есть чем закрепить свои словеса? Ты сказывай. Глядишь и мы прозреем.

Всем ведомо, что с самого начала кузнец не принял боярина Карпова. И сейчас не приемлет, всякий раз выступая ему в пику. Но не бездумно и голословно. А по надобности и разумению. Предложил боярин станы для кузнечного конца. Так кузнец не встал в гордую неприступную позу, а посчитал, и ударил с боярином по рукам.

Да только общие дела ему вовсе не мешали всякое предложение боярина встречать сомнением и каверзными вопросами. Ох и сильно же нужно было постараться, чтобы убедить Луку Демьяновича в своей правоте. Но коли тот видел, что ошибался, то не чурался признать это прилюдно.

Однако, надо заметить, что случалось подобное далеко не всегда. И порой он противился до последней возможности, оставаясь при своем суждении. Даже когда вече принимало решение противное его мнению. От того и закрепилась за ним слава извечного противника боярина.

— А чего сказывать-то. И без того все яснее белого дня. Обложил нас швед со всех сторон. Был у нас речной ход на Москву, так и нет его теперь. Ходили купцы иноземные к нам, дабы свой товар переправить в Русское царство, а нынче и дорогу позабыли. Потому как Карл канал стережет. И от всего этого нам разорение. Пусть и не видите вы его. Но то пока. Аукнется нам еще ссора с Карлом.