Читать книгу "Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер"

Затем, всего в нескольких шагах вверх по узкой лестнице, шлюха расчетливо вовлечет его в следующий акт итальянского бордельного театра — подняв и держа сзади на весу подол короткой юбки, открывая голый, красивой формы зад. Показав почти в упор, на уровне глаз, прекрасные женские эрогенные зоны с неприкрытой вульвой, потянет его за собой.

Под мощными чарами женской вагины молодой человек совершит множество сверхглубоких проникновений и закончит почти бесконечным оргазмом.

У шлюхи, с другой стороны, нет более сильного желания, чем вовлечь своего похотливого клиента в торопливый неглубокий коитус. Она знает, что, вскоре после того как он прекратит вкачивать в нее свое молодое семя, ей придется возвращаться к размеренной рутине бордельной шлюхи — жизни, к которой была и остается полностью применима фраза «Der nachste Herr, die selbe Dame». («Другой господин для той же дамы».)

Конечно, бордель в Триесте — не то место, где можно искать настоящего сексуального блаженства. Однако в подобном месте многие молодые люди — обычно в присутствии своих сверстников — проходили своего рода добрачный обряд инициации.

Сплошь и рядом — с разрешения мадам — половое сношение проходило в присутствии зрителей, в холле борделя. Согласная шлюха и еще более согласный солдат — и начинается представление с примитивным, без прелюдии, вагинальным сношением стоя-сзади.

Шлюха, согнувшись в поясе, опирается руками о стоящий в центре комнаты стул. Солдат, сняв лишь сапоги для большего удобства, держит шлюху за голые бедра и пускает эрегированный член по назначению. Самозабвенно отработав положенное, меньше чем через минуту он бессознательно привстанет на цыпочки во время эякуляции.

Ребятам нравится каждый миг этого шоу, и мадам уверена, что молва пройдет по всему Триесту, привлекая еще больше солдат в ее бордель.

Одаренный воображением патруль, проходя мимо, сразу же пойдет — якобы в поисках находящихся в самовольной отлучке — по комнатам одного-двух борделей, уже закрывшихся на ночь.

Пройдя внутрь борделя и мимо громко протестующей мадам, патруль ненадолго заглянет в холл на первом этаже, а потом поднимется на второй, где у каждой шлюхи своя так называемая рабочая комната, откуда она ушла на ночь.

Одна кровать. Один прикроватный столик, на нем небольшая лампа с абажуром. Одна раковина, над ней — зеркало.

На матрасе, давно потерявшем упругость, — сбившаяся простыня, ее средняя треть по большей части покрыта пятнами и потеками от семени, оставленного множеством прошедших через комнату мужчин.

В наполовину выдвинутом ящике прикроватного столика мешанина черно-белых фотографий и записок от множества мужчин, которых она по одному укладывала на эти нечистые простыни.

В центре небольшой раковины — большая чашка с темно-синим химическим раствором, доза которого, впрыснутая в уретру и вокруг желез, как предполагалось, на какое-то время не даст ему заразить ее венерической болезнью или заразиться самому.

Осмотревшись в комнате внимательнее, чем это возможно в присутствии ее обитательницы, начинаешь чувствовать, как комната навевает картины, озвученные солдатской поговоркой: «Гонорея, сифилис и шанкр — да он, наверное, болен?!»

Проверив первый и второй этаж, патруль тщательно проверит третий — куда шлюхи уходят на ночь.

Еще раз протискиваясь мимо все еще раздраженной мадам, три человека попадают в место с самым чудесным видом. Часть шлюх, в тепле и уюте, лежат под одеялами на чистых широких постелях в своих настоящих спальнях. В других комнатах, также хорошо обставленных, остальная часть женского клуба, одетая в пеньюары, болтала или ела поздний ужин, приправленный жареным луком.

Качество и чистота третьего этажа подтверждали то, что cognoscenti — те, кто в патруле, видел множество борделей от подвала до крыши, — обычно замечали: средняя триестская шлюха держала себя, свой гардероб и свою комнату в большей чистоте, чем свое рабочее место.

Боже мой, этот последний этаж показывал, что такое спать с женщиной! Он показывал высшую разновидность полового сношения, соответствующую сластолюбивую антропоморфную сущность «как у Христа за пазухой». А вовсе не торопливое совокупление в стиле мартовских кошек, которое продавали внизу.

В конце мадам, чувствуя, что посетители уходят, вела себя тише — добросердечный командир патруля мог вспомнить пару популярных колыбельных, например Пауля Линке, автора оперетт о Берлине: «В поздний час, когда на небе звездочка сияет, маленькие девочки должны ложиться спать».

Пока мадам восстанавливает самообладание, а ее шлюхи набираются сил, — может быть, уже на следующий день в бордель придут два десятка парней из «Ритц берсальери», — патруль, чтобы успеть проверить хотя бы еще одно заведение, спешит в соседний бордель, стоящий на квартал дальше.

Лагерный мир

Как оказалось сразу по приезде, нашей главной функцией в Триесте было охранять лагерь военнопленных в большом двухэтажном здании бывшей табачной фабрики.

Лагерь, примыкающий к Пьяцца дела Либерта, как и центральный вокзал, снаружи требовал меньше охранников, чем внутри.

Снаружи охранник должен был два часа подряд терпеть бору — если он предусмотрительно не заботился о себе сам. К счастью, у итальянской железнодорожной полиции были небольшие постовые будки, в некоторых были окошки, открывавшие хороший вид на окрестности лагеря.

Втиснувшись в одноместную будку, два человека — итальянский полицейский и его удачливый гость, немецкий солдат, — проводили свои смены, вытянувшись по струнке, стараясь не дотрагиваться до самодельного обогревателя, состоявшего из примерно полуметровой петли голой резисторной спирали, концы которой полицейские ухитрились засунуть в клеммы распределительного щитка на стене.

Иногда, попытавшись выучить хотя бы какие-то обрывки иностранного языка в тесноте двухчасового убежища, солдат, по появлении, мог честно сказать, кроме прочего: «Iо niente parla italiano, ma io parla inglese e Tedesco» («Я не говорю по-итальянски, но говорю по-английски и немецки»).

За главным входом, наведя взгляд на беспокойный мир внутри лагеря, с которым имела дело охрана, на небольшом столе в прихожей агрессивно царил пулемет образца 1934 года, на сошках и с полной лентой в коробке, примкнутой слева.

Кто бы ни поставил этот МГ-34 — тот стоял там в день нашего прибытия и стоял там, когда мы оттуда ушли насовсем, — он зарядил пулемет всего одной лентой на 50 патронов и направил на дверь самой большой комнаты, где содержались десятки итальянских солдат-антифашистов. Мы держали МГ-34 на столе, хотя могли быстро его перенацелить и начать стрелять. Также мы могли его мгновенно перезарядить.

Стараясь не попадать на прицельную линию пулемета, пост из двух человек присматривал за дверью в комнату, где сидело много итальянцев, которая находилась, если смотреть от входа и прихожей, справа. Один охранник стоял на посту напротив открытой двери меньшей комнаты. В ней был всего один заключенный — итальянский полковник, человек Бадольо.